– Таблетка не успеет подействовать, надо было дома выпить. Для успеха операции нужен крепкий напиток, так что пей, радость моя, пей залпом, – Катя подала бокал подруге.
Мила выдохнула, зажмурилась и опрокинула зелье внутрь. Через 20 минут они выходили на посадку совсем другими людьми: Катя немного навеселе, Мила – в сладких объятиях эйфории. Весь день она ничего не ела, выпила с утра пару чашек кофе, перехватила кусочек сыра, так что теперь в ее желудке свободно, как Эгейское море о скалы, плескалось ирландское виски. Его высокие волны доставали до мозговых клеток, приятно щекотали мозжечок и ту самую извилину, отвечающую за движение нижних конечностей. Бокал шампанского из щедрых рук стюардессы бессмертного Аэрофлота добавил веселящих пузырьков и полностью отключил ее сознание.
– Проснись и пой, Рим приветствует тебя, – Катя потрясла плечо подруги.
– Как, мы уже прилетели? Поднимите мне веки! – простонала Мила.
– Оглянись, уже почти все вышли, мы последние. Я думала, что ты никогда не проснешься и мне придется волочить тебя на себе. Впрочем нет, я бы вызвала кресло-каталку, – Катя тянула подругу через проход под обстрелом недвусмысленных взглядов бортпроводников.
– Слушай, чего они пялятся? – шепотом спросила Мила, – Я же вроде сразу заснула?
– Ага, сразу, – так же тихо ответила Катя,-после того, как тебя пристегнули ремнем безопасности.
– За что? – по мере возвращения блудной памяти из недр сознания, Мила медленно покрывалась багровыми пятнами.
– За то. Совсем бизнесвумены распоясались. Пара бокалов алкоголя превращают вас в патологических имбецилов, – на трапе она приостановилась.
– В кого? – умственные способности Милы восстанавливались медленно.
– Потом расскажу, а пока давай предадимся в руки итальянских пограничников, – и Катя безжалостно потащила подругу на паспортный контроль.
Они пристроились в хвост очереди. Мила еле заметно покачивалась из стороны в сторону и тихо постанывала.
– Я что, буянила? – ей было ужасно плохо и стыдно.
– Вообще ничего не помнишь? – Катерина подняла правую бровь.
– Нет, – страдания Милы достигли апогея, она застонала, – зашли. Сели. Провал.
– Да, села она. – в одной руке у Кати были паспорта, другой она крепко держала локоть неустойчивой подруги, – После шампанского ты рвалась в кабину пилотов.
– Зачем? – предчувствуя недоброе Мила закрыла глаза.
– Чтобы порулить, естественно. На весь салон кричала про право каждого советского человека увидеть землю сверху так, как ее наблюдал гражданин Гагарин, человек – самолет. – их очередь почти подошла, Катя смотрела прямо, говорила тихо, – В итоге тебя вернули на место и пристегнули.
– А ты уверена, что это была я? – взгляд Милы метался по стенам, как будто рекламные щиты с лоснящимися, трезвыми и благополучными до отвращения моделями могли дать ей убежище или хотя бы разумное объяснение случившемуся.
– Это еще не все, – контролер в окошке рассматривал их паспорта, что-то отмечал в компьютере. Катя немилосердно, с улыбкой, обращенной к усатому красавцу, продолжала, – даже пристегнутая, ты умудрилась пристать к мужику с соседнего ряда. Ничего личного: лысая жертва оказалась к тебе ближе всех. Правда, ты быстро устала и захрапела. Не могу сказать, что весь салон вздохнул с облегчением: твои низкочастотные горловые вибрации бились о внутреннюю обшивку самолета, вызывая весьма ощутимую тряску. И да, было весело. Жалко, что ты ничего этого не помнишь.
