– И как ты выбралась? – с замиранием сердца спросил Стэн.
– Руки эти дебилы скрутили веревкой, но оставили слабину. Я и распуталась. А потом у меня ремешок был дамский узенький на джинсах. А там пряжка специальная стальная заточенная. Ей я свои шикарные волосы и срезала. Пучок за пучком. Больно было. А еще больше обидно. Я тогда наревелась на год вперед.
– Но ты потом их… Того… Как это у вас говорят. Порешила?
– Нет, ты что. Это в кино крутые красотки гасят мужиков налево-направо. Их было четверо. При полном прикиде. В броне. А я пустая. Нет. Я свалила потиху. А наши потом из гранатометов их группу накрыли. Так что все получили по заслугам.
– И как ты у них оказалась?
– По глупости. Решила, чтоб крюк не делать, ночью вдоль линии разграничения проскочить пару километров до опорного пункта. Ополченцы сказали, что тихо. Дорога проверена. Простреливается с нашей стороны. Мин нет. Я взяла старый жигуль и поехала. Ну и нарвалась на ДРГ28. Да еще не просто хохлы, а грузинский, чтоб их, добровольческий батальон. Я в гражданке была, так они меня и не признали. А так бы – вообще беда.
– На Украине? – осторожно спросил Стэн.
– На Донбассе, – тихо поправила она.
– А знаешь, напрасно ты про свои волосы так. Если б не они, тебя могли бы наручниками приковать. Тогда бы сбежать было труднее.
– Да? – она подняла на него глаза и чуть сдвинула брови. – Я об этом и не думала. Но с тех пор на волосы у меня почти непроизвольная агрессивная реакция. Вот Юрок и нарвался.
– А из-за чего ссора вышла там, на набережной?
– Ай… – Мара разочарованно махнула рукой и обняла его за талию. – Наш босс – мой дядюшка. Батя мой погиб в первую чеченскую. Ну, типа, босс теперь за меня несет персональную ответственность. После одного залета меня вообще в тыл определил. Постоянную охрану приставил. А они – туда не ходи, то не делай. Серый еще ничего. Я его давно знаю, а Юрок молодой, горячий. Приказы буквально понимает. Вот я с ними и поцапалась. Я девушка молодая. Я любви хочу. Свободы. А то скоро нахрен полыхнет все вокруг, а я и не нацеловалась толком.
– В смысле, полыхнет? – удивленно посмотрел на нее Стэн.
– Полыхнет и все. Натовцы у наших границ группировку создают. Штаты, вон, маньячат не на шутку. Они сами не полезут, но хохлов могут в любой момент на Донбасс или даже на Крым бросить. Наши корабли и самолеты с натовскими бортами трутся. Одно неверное движение и – огонь. Я в политике не очень, но босс говорит, что в воздухе конкретно пахнет порохом. А я дядюшке верю. Он умница. Вон какую контору за пару лет с нуля сколотил. На весь мир гремит. Даже пиндосы с их пустыми понтами уважают и стараются не лезть на рожон.
– Я тоже в политике не разбираюсь, – печально вздохнул Стэн. – Но хочется верить, что все рассосется. А то новости уже смотреть страшно.
– Наивняк, – улыбнулась Мара и, отшвырнув простыню, прижалась к нему всем телом, но как раз в этот момент на тумбочке рядом с пустой бутылкой шампанского тихо завибрировал ее крошечный мобильник. – Что-то рано они проснулись, – недовольно пробурчала она, снова откинулась на спину и, дотянувшись до телефона, поднесла его к уху.
Стэн с замиранием сердца впервые за ночь окинул взглядом ее обнаженное тело. Девчонка как девчонка, на наемника совсем не похожа. Никаких раскачанных мышц или явных следов того, что она проводит много времени в тренажерке. Только вот… Он присмотрелся и под левым ребром заметил свежий шрам, как будто кто-то затушил о ее живот сигарету. Увидев, что он, не стесняясь ее рассматривает, Мара не больно ущипнула его за бок и, продолжая разговор, прикрылась простыней. Через минуту она вернула телефон на тумбочку.
