Цифровая реальность. Журналистика информационной эпохи: факторы трансформации, проблемы и перспективы - страница 4

Следует вспомнить, что академик Д. С. Лихачев, отвечая на вопрос Урмаса Отта о причинах исчезновения из оборота некоторых слов, пояснил, что страшнее исчезновение понятий, которые обозначают эти слова, например «милосердие» и «порядочность».

Возможность публичности обладает для массы почти гипнотической привлекательностью и непреодолимой тягой при полном отсутствии каких-либо языковых, моральных или иных норм, ее ограничивающих. Интеллектуальная и нравственная сегрегация авторов социальных сетей и комментаторов, при спонтанном росте их количества, следует закону случайного распределения Стьюдента, при котором наименее компетентные – маргиналы, – равно как и компетентные наиболее – медиа-элита, – вытесняются на периферию по оси ординат, а основным генератором контента становится статистическое большинство. Ровно такая же закономерность определяет и формат потребления, вводя всю информационную систему в состояние, подобное авто-резонансу. Для журналистики изменившаяся структура реализации информационной интенции оказалась совершенно неожиданной, поскольку профессиональная журналистика, в силу сложившейся социальной роли, всегда находилась в зоне элитарности с ограниченным или, по крайней мере, инерционным порогом диффузии в нее представителей иных социальных групп. Именно посредством СМИ до эпохи интернета происходило формирование норм – культурных, языковых, социальных, идеологических и т.п., именно СМИ вводили эти нормы в активный оборот и обобществляли их. Теперь же структуру и содержание информации всецело определяет масса.

Возрастание влияния массы на социум описал испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в эссе «Восстание масс», в котором предостерегал не только от доверчивости к диктату большинства, но и от последствий ее недооценки. «Человек массы никогда не признает над собой чужого авторитета, – размышляет Ортега-и-Гассет, – пока обстоятельства его не принудят. Поскольку обстоятельства не принуждают, этот упорный человек, верный своей натуре, не ищет постороннего авторитета и чувствует себя полным хозяином положения. Наоборот, человек элиты, т.е. человек выдающийся, всегда чувствует внутреннюю потребность обращаться вверх, к авторитету или принципу, которому он свободно и добровольно служит»2. Масса пользователей интернета окончательно, говоря словами Ортега-и-Гассета, поверила в свою одаренность и свободу от норм и с упоением младенца реализует их на просторах глобальной сети. Образно говоря, сегодня, чтобы принять участие в спектакле коммуникации, не нужно быть актером, знать систему Станиславского и обладать поставленным голосом, теперь не требуется карабкаться на сцену, достаточно просто громко кричать из зала более или менее в тон пьесе, нимало не заботясь о форме выражений и присутствии других зрителей и актеров. А если учесть, что такое право получают буквально все, спектакль становится странноватым, хаотичным и абсурдным, а роль актеров – вторичной, если не декорационной.

Прогноз Юргена Хабермаса о разрушении «сферы публичного» под влиянием современных (на 70-е годы) технологий массовой коммуникации, рекламы и PR, а также сведение демократических ожиданий к выражению одобрения тех или иных политических элит в глобальном информационном пространстве претерпевает явственные трансформации и требует нового осмысления. Теперь уже не политические элиты одобряют ожидания масс, а, напротив, массы одобряют или отвергают ожидания элит, которые вынуждены, в свою очередь, с массой заигрывать. Журналистика в качестве посредника и модератора социального диалога во все большей степени уступает место манипуляторам либо интеракции в социальных сетях, которая, с подачи тех же политических элит, приобретает реальную эффективность, но управляется исключительно умонастроением толпы. Меняется и сама структура формирования «информационного Олимпа», которая теперь не зависит от социальной значимости, компетенций и, тем более, общественной пользы возвышаемого. «В нашу эпоху информации, – писал М. Маклюэн, – известность определяется не тем, что некто что-то сделал, а просто тем, что он известен, как хорошо известный»