Цифровик - страница 17

– Ни разу никого?

– Да, слишком глуп, чтобы врать, поэтому всегда молчит.

– Он правда верит в то, что говорит про всех этих древних славян?

– Скажем так, ему хочется, чтобы мы были круче всех.

– Ага.

Таец некоторое время сидел молча, не шевелясь, отражение огонька свечи подрагивало в его глазах. Он так долго не моргал, что я даже забеспокоился, не откинул ли он копыта прямо тут. Ну мало ли, вдруг с сердцем что-то. Но тут он моргнул наконец-то и спросил:

– А сами вы что думаете о вере, которая могла быть до буддизма?

– Ну, вполне возможно, что есть и у вас свои идолопоклонники.

– Нет, Вячеслав, вы меня не поняли. Попробуйте себе представить веру, которая была гораздо раньше, чем все, что вы знаете о человечестве. Настоящая вера, с настоящими богами. Представьте себе, что были такие времена, когда люди не думали о прощении, вечных ценностях, культура их была примитивна. Самым ценным тогда была жизнь, все решало право сильного, и кто сильнее, тот и прав. А самыми сильными были боги. Что вы думаете?

– Я думаю, что такая вера сейчас нереальна, потому что человечество шагнуло далеко вперед, и даже Толкач, который, небось, начал снимать себе телку прямо в церкви, все-таки сначала поставил свечку. Ему нужно, чтобы его кто-то простил и дал шанс пожить в раю. Понимаете?

– Вы очень умны, Вячеслав. Ну а если бы была все-таки такая вера? Если бы были люди, которые верили в жестоких богов, верили, что благосклонность таких богов покупается кровавыми жертвами? И если бы их вера могла не только убивать, но и воскрешать? Как вы считаете, такое возможно?

– Думаю, нет, – я ответил честно, не задумываясь. – Я не верю в воскрешение как таковое, да и смысла в такой вере не улавливаю.

– Смысл простой: те, кто верит в сильного бога и убивает руками этого бога, ну, или своими для этого бога, могут очень хорошо выполнять грязную работу.

Мысль была настолько неожиданной, что мне пришлось додумать ее до конца.

– Получается, – неуверенно начал я, – что кто-то извне поддерживает некую секту для выполнения грязной работы?

– Для выполнения грязной работы. – Таец закивал головой. – Для защиты, для осознания того, что было что-то задолго до нынешних добрых и мудрых богов, точнее задолго до веры в них. Вы понимаете? Это не секта. Секты – это отклонения от реальности. Когда-то люди захотели быть мудрее, умнее и проще и придумали себе новых богов. Но старые боги никуда не исчезли, они все также рядом с нами, они требуют жертв и дают тем, кто им поклоняется, великую власть.

– Вы сектант?

Таец помолчал, глядя на пляшущий огонек свечи, и вдруг улыбнулся хитрой узкой улыбкой:

– Ну что вы, Вячеслав, я честный буддист. Знаете, вы мне нравитесь, не готовы принять некоторые вещи так, как они есть, но, по крайней мере, вы уважаете других людей и не пытаетесь навязать им свои взгляды. Я дам вам одну вещь. Если вы засомневаетесь в чем-то, наденьте это, может быть мир при этом изменится. Пообещайте, что всегда будете это носить с собой.

– В кармане. Я крещеный.

– Хорошо, в кармане. Это не обязательно носить все время на шее.

На стол смуглая рука выложила некий кусок глины, обмотанный веревкой.

Таец медленно встал, кивнул мне и заковылял к выходу из кафе, там его приняли трое бравых парней в черных костюмах, что, конечно, при температуре тридцать пять градусов смотрелось ну очень экзотично. Сам Ман Ли был одет в некий красно-коричневый балахон. И походил на некое насекомое в кольце черных крупных муравьев.