Ну а когда я вышел из магазина, мне представилась весьма занятная постановка. Метрах в двадцати дама-эмансипе распласталась аккурат на молодом льду, да под витриной с «Жигулевским»; пакет ее порвался, пиво побилось, разлилось пиво разливанное, образовав пенную лужу, в центре которой барахталась раскоряченная кошатница, консервные банки постреляло по сторонам.
И стоял над нею грузный мужик в тяжелой стеганке, шапка на глаза нахлобучена, и водил он пальцем, и твердил. Дама, очевидно, отвечала скверным.
– Чо, дура, на подвирье так зразу и скурвилась? Не кличь лихо, тебе говорят.. Не копи ты злобу. В другой раз, чего добре, прилетит больней.. Лихо.. нехай соби сиде тихо..
– Вешать вас мало!
– О, упаси Христос, яки речи.. Да отож опоздали.. С тех пор и житью радуюсь. Ото и тебе того желаю, карга старая.
– Вечор добрый, вашсиятельство. Эколь картинка-то вырисовалась, та на дуру гляньте.. Променадом на сон-та пробздеться вздумали? – вышел ухмылочкой, – итож верно.. Так вы, это, не надумали чего.. Ну так, коль запамятовали, профылактики, дес-ынсекция, чистка..
– Спасибо, справляюсь, – абсурдность происходящего заставила меня улыбнуться.
– Как знаете, Игорь Александрович, как знаете..
Я ему представлялся?
<>
Несколько дней прошло без знаковых событий в контексте следующего повествования. Стоп – я стал лучше высыпаться..
Заканчивать под ночь, в одиннадцать, случается, и позже.. вариантами перехватить особо не располагаешь; парадигмами – недорого, быстро, по пути. По улице Б. З. под вывеску «Сервантъ» (да-да, именно так, со знаком твердым; не суть) – да не побрезгуйте. Здесь же можно взять крепкой солянки или отдельно второе (плов у них получается: рассыпчатый, пряный, на курице) да стопку водки в мороз. Она же для аппетита.
К одиннадцати забегаловка пустует, бывает, и закрываются раньше, так – один-два полуночных посетителя за графином, кто-то еще поздно ест под фон сериала или конвульсии музканала, ну и те с графином – официанткам ухажеры на ночь.
Я взял солянку и водку, официантке сказал, сяду во втором зале, там нет телевизора и музыка не играет.
Да, они, к прочему, два зала держат.
– Садись.
– Садись, – кивнул на свободный стул единственный постоялец темноты.
Впотьмах плохо видно, да вроде парень.
– Мы что, знакомы? – а сам присмотрюсь. Вот он наклонился к свету, как раз; да, молодой парень, но как-то и старый.. а, то – морщины по всему лицу, худоба.. нет, он тощий до безобразности, так верней. Он меня еще долго будет молча ненавидеть, но ненавидел он уже. И только впавшие, горящие во тьмы покрове бесцветным глаза выдавали в нем живого. Одна кожа, натянутая по выступам обглоданных костей (много позже.. – сон; церковь; лица cо стен..; много позже..), и кожа серая. Ледяной голодный взгляд, он препарирует.. и одежда на нем – как на вешалке..
– Садись. К тебе я, – шевельнулся рукав ветровки, хотел руку подать, да.. но и не сделал..
– Мы знакомы? – и сел пока рядом, надо, так сам подойдет.
Поднесли мой ужин. Официантка отошла, я выпил, но ложку не трогаю. А он на меня смотрит. Ну давай, подходи, что тебе, сирота казанская.. а вообще с ними поосторожней, и будь готов..
– Сюда сядь.
– Дело есть, – трезвый по голосу, и, похоже, не отстанет.
– Ну, что надо? – подсел я к нему за стол, тарелка там осталась.
– Долго соображаешь.
– Пошел на хер.. – я поднялся.
– Сядь. Дело есть.
– И? – я опять сел, а солянка стынет.
