Вещие сны, ну я не буду говорить, пророческие, они позже тесно связаны с эффектом deja vu.. Этимологически – от «весть», так вот ничего хорошего, самый известный сон из таких сулил «принять смерть от коня своего». Этих лучше не касаться, их точно лучше анализу не предавать. Ну да чаще грезится то, чего нет и не будет. Так голодным снится рог изобилие, бедным – копи царя Соломона, а праведным, вероятно, – семь смертных грехов. Мне б хоть что, а лишь бы снилось. А так это по воспоминаниям.. пишу, что помню..
Мне часто снился полет. Над мрачным городом, и над бескрайней степью.. Даже не полет вовсе, а что-то вроде парения над землей или огромных великанских шагов. И во снах всех так мог я один, и я искренне недоумевал, почему другим расстояния кажутся большими, а преграды непреодолимые. Смотрите как, просто же – разбежался, оторвался от земли и хоп, засвистели змеи рек под ногами, запетляли дороги путаные, и раз – и ты в другом месте, за километры от прежнего. Или вознесся к потолку ни с того ни с сего. А те смотрят, рты разинули. Какая глупость.. на всякий вкус вам форма самолюбования, ага.. да нет, пожалуй, не то.. но и мотив, преследовавший с детства. И тогда же, давно, где-то в детстве, ежели снится страшный, перевернись на другой бок, отвернись от него, уйди под одеяло с головой, и страшного нет, ушло страшное.. сейчас никакого нет....или вот еще..
Из прочих воспоминаний детства всплывают детерминированные сны. Слов таких я не знал, а сны были.. и что, что не назовешь, зато были.. Сны, на которые я настраивал сам, когда ложился спать. Словно заводил маленькую шарманку, игравшую только для меня и желанную именно сегодня мелодию. Сны, которые сочиняешь, когда фантазия еще не скована взрослым пресным мышлением. Что утеряно навсегда.. Утеряно и оставлено там.. там же, где непосредственность.. Ну вот теперь и сна нет.. Перебьюсь иной раз часами.. На работе – на кофе.. держат.. Помню.. спалось как под дождь с окном открытым.. предательство – окно закрыть..
Я вытянулся на животе. Я слушал кровоток в ушах.
..момент-предвестник, слух опухает, обволакивает слух, ток, ток, сток.. момент и..
..сморила сонливость глаза, как золотцем по зеленому, как по перьям, убаюкала, укачала, удитятила в веков колыбели..
<>
Ночь раскололась с грохотом. Я вскочил. Занавеска упала, что ли? То ли показалось, то ли затем скрипнуло деревом, и тяжелый, отпущенный, выдох. В темноте я сидел на краю кровати, вслушивался.
Слушал, слушал, вроде бы тихо. Пошел я в ванную – нет, перекладина на месте, да я же и не стирал, нет, крепко держится. Это все, что не спится..
В прихожей темно, я – обратно, а что-то холодно, обогреватель включить надо,.. как..
– Вечор добрый.. Здравия желаю! – кто здесь!?..как вдруг из темноты голос, и я бросил взгляд в арку кухни, откуда тот, должно быть, донесся.
В моем же собственном ротанговом кресле рядом с обеденным столом моей же кухни передо мной сидел, сказать даже, с удобством размещался, развалился в кресле здоровый мужик, по наружности лысый, скуластый, сомнительный, на свет фонарный щурится, а холщовая рубаха на нем заляпана и теперь уже серого цвета. Книзу в шароварах сидит грубого покроя, и пятки торчат босиком, ноги к себе подобрал и по-турецки. Вокруг мясистой его шеи, которая едва ли намечалась, кое-как был повязан строгий галстук, все бы хорошо, когда б не с шароварами под босу ногу.
