Circularis - страница 8
– Царствие небесное.. сам, и пусть.. а все ж царствие небесное.. – дальше он говорил вслух, – что ж он.. что ж он прознал..? Не говорите.., нет.., и я не дол..
Воротился официант с подносом. Девушка не успела утереть слезы.. Халдей выставил на стол скудное заказанное, развернулся и ушел, выказал в гримасе молчаливое «фи», страсти Христовы выяснять тут будете, еще б заказали-то по-людски, а то..
– Если знать мне можно.. что он..
– Откуда деньги.. Из казаков он. Он позора не выдержал.. Я не должна была вам говорить.. Своих проблем у каждого, еще о чужие..
– Господь не простит мне те записки.. – проговорил юноша про себя, – Боже мой.. он не передавал.. а все в себе.. Я могу вам.. хоть и нет прощения.. но я могу.. вам.. Денег у меня нет.. я сделаю все, что вы скажете..
– Вы ни при чем.. Путь каждому начертан свой..
– Прошу вас, возьмите.. если не побрезгуете взять.. из рук.. – из кармана пальто достал он круглую жестяную коробку монпансье, протянул ее спутнице и сбился, подбирая слова, – ах, да.. обед.. Вы же очень голодна.. Прошу вас.. ешьте.. если..
Девушка спрятала коробку и, поблагодарив, призналась:
– Со вчерашнего утра, правда.. ни маковой росинки.. А здесь такой стол.. Не нужно вам моих проблем.. Все хорошо будет.. Давайте обедать.
Они приступили к еде. Она жадно набросилась на скудные яства, ниспосланные незнакомцем, который больше смотрел на нее, чем ел сам. Чтобы ей осталось больше. Смотрел, а про себя тяжко думал..
Переполох из прихожей трактира, там затоптали сапоги, доносилась оттуда ругань и брань, половой о чем-то оправдывался, снова брань, и идиллия трапезы двух отверженных была порушена. И вот в обеденную залу ввалился краснолицый торговец, запыхавшийся до одышки, в шубе поверх прилавочного фартука и в сопровождении усатого городового:
– Так-так-с, ну показывайте, Христофор Карлович, кого-сь тут брать..
– Его! Вот он да и сидит! Вор! – прохрипел толстяк сбитым голосом, перстом добротным, купеческим, златом окованным, указывая на юношу, – держите вора! Тать его! Теперь-то не сбежишь. Он! Он-то и украл!
Полицейский подошел к столу, взял под козырек да отрапортовал казенно: мол, присутствующий здесь молодой человек обвиняется в краже на Сенном рынке, совершенной около часу тому назад. Пострадавший – уважаемый в городе господин Х. К. Люпшин, содержатель кондитерской лавки на этом самом же Сенном рынке. Обвиняемому, дескать, было наказано незамедлительно следовать в участок на допрос, в противном случае он будет все равно доставлен туда, однако ж с применением силы.
Он не отрицал, он не оправдывался, тогда ему повязали руки и повели наружу. Девушка незаметно вышла следом.
– А за стол платить кто будет, когда вы его берете?
– В участке вычтем, сочтемся.. Дело-то важное, уголовное..
Уже в дверях, в общей суматохе, они шепотом перекинулись парой слов:
– У меня ничего не найдут.. меня отпустят.. а вы.. бегите.. бегите и прячьтесь под лестницей дома с ротондой.. Встретимся там.. Как ваше имя, красавица?
– Анастасия..
А его вытолкнули из трактира и повели в сторону участка. Полный, потный жаром торговец скакал рядом, бранился, тыча пальцем в золоте в пойманного им же вора, и злорадствовал по чем свет стоит. «Вор! Вор! Смотрите, вор!» – созывал он к соучастию случайных прохожих; городовой, которому, верно, щедро перепадет, удерживал юношу под руку, церемонно и чинно чеканил шаг. Девушку они упустили, всецело занятые каждый своим, казалось, так она и ускользнула.