– Вставай, Геральт! – кричал трубадур. – Вставай, язви тебя!
– Не могу, – простонал ослепленный драгоценной мукой ведьмак, обеими руками хватаясь за прошитое болью колено. – Спасайся сам, Лютик!
– Я тебя не оставлю!
С западной стороны лагеря доносились ужасные крики, перемешивающиеся со звоном подкованных копыт и ржанием лошадей. Рев и топот неожиданно усилились, на них наложился грохот металла, сталкивающегося с металлом.
– Бой! – крикнул поэт. – Они бьются!
– Кто? С кем? – Геральт резкими движениями пытался очистить глаза от муки и сора. Неподалеку что-то горело, их охватил жар и клубы вонючего дыма. Топот копыт усилился, земля задрожала. Первое, что он увидел в туче пыли, были десятки мелькающих перед глазами конских бабок. Всюду. Кругом. Он превозмог боль.
– Под телегу! Прячься под телегу, Лютик, иначе затопчут!
– Не двигайся… – простонал притиснутый к земле поэт. – Лежи… Говорят, конь никогда не наступит на лежащего человека…
– Не уверен, – вздохнул Геральт, – что каждый конь об этом слышал. Под телегу! Быстро!
В этот момент один из не знающих человеческих примет коней на лету саданул его копытом по виску. В глазах у ведьмака разгорелись пурпуром и золотом все созвездия небосклона, а секундой позже непроглядная темень затянула небо и землю.
Крысы вскочили, разбуженные протяжным криком, отразившимся многократным эхом от стен пещеры. Ассе и Рееф схватились за мечи. Искра принялась на чем свет стоит ругаться, ударившись головой о каменный выступ.
– В чем дело? – вскрикнул Кайлей. – Что случилось?
В пещере стояла тьма, хоть снаружи и светило солнце. Крысы отсыпались за ночь, проведенную в седлах во время бегства от погони. Гиселер сунул лучину в уголья, распалил, поднял, подошел к тому месту, где, как обычно вдали от остальных, спали Цири и Мистле. Цири сидела, опустив голову, Мистле обнимала ее.
Гиселер поднял лучину выше. Подошли остальные. Мистле накрыла шкурой голые плечи Цири.
– Послушай, Мистле, – серьезно сказал главарь Крыс. – Я никогда не вмешивался в то, что вы делаете на одной постели. Никогда не сделал вам неприятного или насмешливого замечания. Это ваши заботы. Всегда старался отводить глаза и ничего не замечать. Это, повторяю, ваши заботы и ваши склонности, другим нет до того дела. Пока все происходило незаметно и тихо. Но теперь вы малость переборщили.
– Не будь идиотом, – взорвалась Мистле. – Ты что думаешь, это… Девочка кричала во сне! Это был кошмар!
– Верно, Фалька?
Цири кивнула.
– Такой страшный был сон? Что тебе снилось?
– Оставь ее в покое!
– Заткнись, Мистле. Ну, Фалька?
– Человека, которого я когда-то знала, – с трудом проговорила Цири, – затоптали кони. Копыта… Я чувствовала, как меня давят… Чувствовала его боль… Голова и колено… У меня все еще болит… Простите. Я разбудила вас.
– Нечего извиняться. – Гиселер взглянул на сжатые губы Мистле. – Просить прощения должны мы. А сон? Ну что ж, присниться может каждому. Каждому.
Цири прикрыла глаза. Она не была уверена, что Гиселер прав.
В себя его привел пинок.
Он лежал, уперев голову в колесо перевернутой телеги, рядом с ним корчился Лютик. Пнул его кнехт в стеганом кафтане и круглом шлеме. Тут же стоял второй. Оба держали в поводу лошадей, у седел которых висели арбалеты и щиты.
– Мельники, что ль?
Второй кнехт пожал плечами. Геральт увидел, что Лютик не отрывает глаз от щитов. Сам он тоже давно заметил на щитах лилии. Герб королевства Темерия. Такие же знаки носили и другие конные стрельцы, которых было полным-полно кругом. Большинство занимались поимкой коней и обиранием трупов. В основном одетых в черные нильфгаардские плащи.
