Цирк чудес. Или опять эти хогбены - страница 3

– Я, говорит, типичный лишний человек, луч света в темных царствах!

И где он только такого понахватался? Хотя он, по правде сказать, ведь частенько и по чужим извилинам шныряет. Потому-то иной раз бывает и такое загнет, что и прохвессор в бутылке заахает: «И откуда, мол, вдруг у необразованного народа такое развитие в мозгах берется!»

Как-то он вот такое вдруг дедуле заявляет: – Ты, говорит, дедуля, все равно как Чичиков, все боишься как бы чего не вышло, вот и дрыхнешь всю жизнь напролет как Обломов!

Мамуля прямо где стояла там и села, а дядя Лес так просто заржал как мустанг, ему это просто – он же ковбой. По правде сказать, тогда-то я не больно усек в чем же тут самый юмор состоит и что за гусь такой этот Чичиков, но после, когда уже пару штанов на школьной лавке протер и кой каких знаний понабрался, то, понятно, что допер. Ясно, что ученье это – свет и без него до многого просто так самопалом не дойдешь, но правда и то, что и в самом-то ученьи зачастую обман на обмане стоит. Мир так уж, видно, испокон устроен на всяких уловках и хитростях, что вечно кто-нибудь да норовит, если и не совсем облапошить ближнего, то по крайней мере хоть хорошенько надуть. И как отдельные типы, так и целые страны ничем иным и не занимаются, как только хитрят да ловчат, для собственной своей личной пользы и выгоды. Только, правда, называется это уже не враньем и обманом, а почтительно – политикой, бизнесом и всякими другими солидными и уважительными словечками.

– А все оттого, что в мире сем, – как дедуля сказывает, – всяк добывает свое пропитанье – кто как и чем только сможет, а с голодухи наверно и сами ангелы небесные озверели бы и нахальным манером полезли в чужие карманы.

Дедуля когда закончил воспитывать папулю, чего кроме нас никто и не заметил, поскольку оба они были, как сказано, совершенно невидимые, то взлетел прямо под самый купол обратившись летучей мышью и козе понятно, что невидимой. Он из своей невидимости вообще редко когда выходит. Хотя зачем было бы тогда и превращаться? Сидел бы себе спокойно, как и папуля, на арене никому кроме нас невидимый да и расслаблялся в свое собственное удовольствие, но у дедули вечно свои прихоти и его не переделаешь. Устроился он на самой верхотуре, решив что там ему будет лучше видать, хотя он ведь все равно дрыхнет и видит все сквозь сон. Дедуля он вообще предпочитает или спать или быть невидимым, а лучше и все вместе, дабы не привлекать к себе ничьих излишних вниманий. Он, правда, никакой не враг и не противник людей или законов, но просто не любит ежели они мешают жить как ему хочется. И ежели разобраться, то сплошная хохма с этим дедулей и просто цирк в цирке. Но такие уж мы Хогбены – необычные, редкостные существа.

И тут, наконец, включились прожектора, загремела музыка и на арену вышел важный дядька в розовом фраке и тут же сразу, разинув во всю ширь свое хайло стал задвигать рекламную речугу, де цирк чудес – просто самый расчудесный цирк в мире и ничего лучше того не бывало, не бывает и быть не может. Он бы может еще целый час сыпал нам на мозги такую сахарную пудру, но тут папуля мысленно велел ему заткнуться и представление началось.

Сперва вышли гимнасты в блестящих, совсем в обтяжку трико и стали ловко разгуливать вдоль по канату. Папуля тут, конечно, не утерпел и тоже полез наверх, чтобы показать, что и он тоже не лыком шит. Он что ни увидит, то и ему сразу надо – просто совсем еще ребенок какой-то, хотя и папуля! Он вообще-то у нас очень смелый, ежели когда хорошо подбухает, а не подбухавшим он и не бывает, потому как алкоголь уже прямо из воздуха добывать навострился. Он еще во время оно – тому лет с триста с каким-то там, не припомню точно как того дядьку звали – Паралич или Параноик*, вообщем они на пару с папулей тогда вовсю химичили-алхимичили и, видать, что папуля с тех давнишних еще пор кое что не совсем забыл.