– Правда? А я звонила в цирк, и мне сказали, что Трофимов то ли в отпуске, то ли отгулы взял…
– Ну что за люди! – возмутился портной. – Вас жестоко обманули. Отдыхом это уж точно назвать нельзя. Длительное отсутствие выходных и отгулов – вот следствие того, что Толян оказался там, где оказался.
– А где он? – уточнила я.
– В больнице, в палате интенсивной терапии, – трагически произнес Пафнутьев.
– А что с ним? – спросила я тоном искреннего сочувствия. В голове же промелькнуло: а не покусал ли его детеныш хищника?
Однако ответ Николая меня разочаровал:
– У него обострилась язва желудка. Врачи предлагали сделать операцию, и Толян уже было согласился, но босс его отговорил. А знаете почему?
– Почему?
– Потому что реабилитация после операции будет длиться не одну неделю. Босс же надеется, что Трофимов по-быстрому залечит свой желудок и выйдет на работу. А там снова по два-три представления в день – чая попить некогда, не то что поесть как следует. Вот такие дела! – доверительно сообщил мне Николай.
– Да, дела не так уж и хороши. А в какой больнице Анатолий лежит?
– Во Второй городской. – Пафнутьев презрительно сморщился. – А я вот думаю, босс мог бы его и в частную клинику положить, если уж так дорожит им как специалистом. Но ему это даже в голову не пришло. Ты, говорит, Толя, лечись и поскорее выходи на работу. Каково, а?
– Немилосердно как-то, – посочувствовала я.
На самом же деле у меня было совсем другое мнение. Я ведь слышала, что именно сказал Косицын своему дальнему родственнику: «Толя, ты главное с этим не спеши, все надо делать по уму. Да не беспокойся! Нашли мы тебе замену, со светом проблем не будет. Да, не забывай держать меня в курсе. Если что – сразу звони, но я надеюсь, до критической отметки дело не дойдет. О деньгах вообще не думай! Я все оплачу». Артема Юрьевича нельзя было упрекнуть в немилосердии. Да, я ошиблась в своих первоначальных выводах, но и Николай тоже грешил против истины. Похоже, портной недолюбливал директора. Я попыталась выяснить, за что именно, но он ничего конкретного не сказал. О происшествии, взбудоражившем недавно весь цирк, Пафнутьев тоже промолчал. Вот уж действительно: все сотрудники цирка предпочитали не выносить сор из избы!
– Вы уже уходите? – расстроился Николай, когда я поднялась с кресла.
– Да, мне пора. – Я пообещала позвонить Николаю, если «нашему» Дворцу культуры понадобятся его услуги, и ушла.
На лестнице мне встретился невысокий старичок в майке и тренировочных штанах, он спускался сверху.
– Девушка, скажите, вы Афанасия моего случайно не видели? – спросил он. – Пингвина.
– Видела, на третьем этаже.
– Вот каналья! Опять туда сбежал! Говорил я ему – Афоня, далеко от дома не уходи, а он ушел. Куда это годится? – Старикан уставился на меня, ожидая то ли слов сочувствия, то ли еще чего-то.
– Если вы знаете, что пингвин может уйти, зачем же оставляете его без присмотра? А вдруг его украдут?
– Да кому он нужен? Разве что Городецкому, и то, если у него до сих пор нет пингвинов.
– А кто такой Городецкий? – уточнила я.
– Покровский бизнесмен, у него целый зоопарк… Афоня, безобразник! – вскрикнул старик, увидев пингвина, который вышел с третьего этажа на лестничную площадку, вероятно, услышав голос хозяина. Тот поднял его на руки и понес наверх, ругая за непослушание.
– Простите, – бросила я вдогонку старику, – а что вы про этого Городецкого еще знаете?
