Кстати, сейчас ему 42. Я увидела фото доктора на сайте клиники ещё дома, и мне он показался слишком молодым для того, чтоб успеть стать профессионалом, чуть ли не ровесником моего старшего сына. В жизни он выглядит так же, как на фото, лишь при ближайшем рассмотрении видны намечающиеся морщины. У нас, надо признать, редкие мужчины его лет выглядят так моложаво.
Я прошу доктора К. удалить обе груди, чтоб уж наверняка! Ради возможности жить я готова на многое. Но он возражает, что это излишняя предосторожность, и здесь не практикуют такие радикальные меры.
С другими докторами он уходит изучать привезенные мной снимки и диск с обследованиями.
Между прочим, в России диагностировали наличие метастаз в печени, но без уверенности, и вопрос был отложен до Германии. Не могу сказать, что меня это расстроило. После известия о раке никакая новость не представляется мне худшей.
Я ещё не знаю, что метастаза в печени – это уже просто продление жизни, излечение невозможно. Я ничего ещё не знаю о раке. Я просто полна страхов.
Доктор возвращается и сообщает, что часть обследований они должны переделать, так как их не устраивает качество исполнения. Он назначает, какие именно обследования надо сделать или повторить, медсестра расторопно записывает меня к специалистам на ближайшие дни, сидя перед монитором. Затем выдает мне аккуратную белую картонную карточку с реквизитами клиники, где в табличной форме помечено, в какие дни и часы я должна быть в клинике и у кого из специалистов.
После этого я раздеваюсь (это первый в моей биографии немец, перед которым я топлесс), не чувствуя себя женщиной, а только объектом докторских манипуляций, и доктор К. делает биопсию. Всё так же, как в N. Местная анестезия, пистолет, выстрел, боль. Только стреляет он в уже обезображенную побледневшим и пожелтевшим синяком грудь.
На сегодня это всё.
Я выхожу из клиники с Ефгенией, делать мне совершенно нечего: она предлагает подбросить меня до центральной пешеходной улицы Эссена.
Мы едем по аккуратной улочке мимо 4-5 этажных домиков с мансардами, затем сворачиваем на шоссе, и Ефгения прибавляет скорость. Я стараюсь запомнить дорогу. Буквально через пять минут она высаживает меня из своего игрушечно-нарядного авто, взмахом руки показав направление движения, и поспешно отъезжает, так как притормозила в неположенном месте.
Я стою в двух шагах от железнодорожного вокзала Эссена, в кармане куртки у меня карточка отеля Вебер. Это позже я буду знать, что отель расположен на Рур Аллей. А пока, оглядываясь по сторонам, я запоминаю место высадки. Вокруг спешат люди, переговариваются, смеются. Но я не понимаю чужую речь.
И уже не испытываю так остро горя от случившегося со мной. Погода отличная, теплее, чем в России. Передо мной новый город, всё вокруг мне любопытно, я иду, разглядывая дома и магазины, пешеходов и карусели. И обдумываю этот день. Хотя вокруг слышно множество голосов, эти обрывки речи не загружают мне голову. Социальная изоляция полная. Я одна и почти свободна от своих страданий. Рядом нет близких людей. Нет мужа, к которому хочется прижаться и плакать, не поднимая головы, чтобы не видеть его измученных глаз и наигранного оптимизма. Физически я чувствую себя совершенно здоровой, хотя не подвергаю и не подвергала с самого начала свой диагноз сомнению.
Одна фраза «у Вас рак» перевернула жизнь, обнулив все. Дальше – начинаем по-новой. Как бы это не звучало кощунственно, но люди платят большие деньги за путешествия и другие впечатления, за то, чтоб почувствовать, пережить что-то новое, ищут это новое, а у меня всё сбылось в кабинете Перова. Это ли не новизна! Диагноз – как вызов: прожить вторую, другую жизнь в рамках единственной данной. Но я ещё не подобрала эту брошенную мне в лицо перчатку.
