Две недели подготовки пролетели быстро. Постарались учесть разные случаи, которые могли произойти с ними во время плавания. На обоих кораблях были приготовлены комнаты с хорошим освещением, которые можно было использовать для проведения операций.
Неизвестно кому из капитанов – Густаву или Клименту – пришла в голову интересная идея, которая, в общем-то, пришлась по душе всем. Сначала между кораблями произошёл учебный бой, во время которого кораблями командовали не капитаны, а их первые помощники, а Климент и Густав были судьями. При этом учитывались быстрота и точность проведения манёвра, а также скорость заряжания пушек и точность их наведения. Для справедливой оценки корабли обменялись артиллерийскими офицерами. Во время сражения моряки учились оказывать первую медицинскую помощь своим товарищам. Последнее порой вызывало большое веселье, особенно когда хирург с суровым лицом подходил к кучке моряков и, показав рукой на кого-то, говорил: «Оторвана рука» или «Оторвана нога». Лишь слова «ранение в грудь» или «ранение в живот» ни у кого не вызывали улыбки.
Чтобы почувствовать настоящую опасность боя, на кораблях разместили мешки с сеном и во время боя подожгли их. Тушить пожар бросились все, даже женщины. Особенно отличилась Марфа, в азарте она обожгла себе руку и немного опалила волосы, повреждённая причёска, правда, больше опечалила её, чем рука, и, когда кончилось учебное сражение и все вернулись на берег, к ней подошёл Густав, держа одну руку за спиной, и, сдерживая улыбку, серьёзно сказал:
– За отвагу на пожаре! – и вытащил из-за спины начищенную до блеска медную пожарную каску.
Вскоре провели ещё одно военное учение. Два корабля атаковали берег, который защищали товарищи Густава. После учений устроили большой праздник прощания.
Наступил день отплытия. Три дня плаванья прошли безмятежно. Стояла солнечная погода, дул лёгкий попутный бриз. Небо отливало удивительной синевой. На горизонте не было видно ни облаков, ни каких-либо кораблей. Утром четвёртого дня послышалась далёкая канонада.
– Похоже, идёт сражение, – сказал Климент.
– Да, и судя по залпам, один фрегат дерётся против двух, – заметил лейтенант Вознесенский.
– Внимание! Сигнал с «Непокорного»: «Как поступим», – сказал вахтенный.
– Отсемафорьте на «Непокорный»: «Предлагаю следовать к месту боя», – сказал Климент.
– Сигнал с «Непокорного»: «Предложение принял, следую первым», – сказал вахтенный.
Через шесть часов хода они достигли поля боя. Кругом плавала масса обломков, а на краю горизонта белели паруса уходящих кораблей.
– Похоже, мы опоздали, – сказал Климент.
Вдруг на шедшем впереди «Непокорном» раздались свистки.
– Сигнал с «Непокорного»: «Вижу человека за бортом, высылаю шлюпку».
Вдруг раздался крик матроса с вороньего гнезда:
– Человек по левому борту!
– Спустить шлюпку, – приказал Густав.
Человек держался из последних сил за доску, которая была ранее обшивкой корабля, и, уже почти потеряв сознание, смотрел тупым, угасающим взглядом на опустошённую фляжку с пресной водой, которая плавает рядом с ним. Услышав звуки приближающейся шлюпки, человек подумал, что это за ним, и отпустил доску. Джон, вызвавшийся добровольцем, моментально отреагировал на ситуацию, не раздумывая, он нырнул и схватил тонущего.
– Отсемафорьте на «Непокорный»: «Следую к вам для совещания», – сказал Климент.
И поскольку всех разбирало любопытство, а Климент не был слишком суровым капитаном, то на «Непокорный» отправились сразу три шлюпки. Прибывшим на корабль Густав начал рассказывать:
