Видя бедственное положение, в котором оказался головной крейсер штурмовой колонны, Йессен спешил ему на выручку. Стремясь в то же время максимально обезопасить фарватер для прохождения остальных сил флота, он приказал развернуть на пароходы башни главного калибра. На фалах «Ушакова» подняли сигнал по международному своду: «Стравить пар и срочно покинуть судно», а с мостика замигал ратьер, передавая целеуказания для второго корабля в колонне.
Спустя две минуты, когда одно из дымивших трубой судов, пытавшееся сняться с якоря, было взято на прицел и стало ясно, что предупреждение не возымело желаемого действия, последовали двухорудийные залпы с обоих броненосцев. Десятидюймовые фугасы из кормовых башен кучно легли в цель, буквально разорвав неугомонный транспорт, а носовые башни сразу начали наводиться на следующего.
После этого оставшиеся люди с палуб стоявших во внешнем ряду транспортов начали прыгать не только в шлюпки под бортом, но и прямо в воду. Началось массовое бегство остатков экипажей. Стрелять из порта перестали совсем. Русские также прекратили обстрел, давая возможность спастись тем, кто этого хотел. Судов, явно готовых дать ход в гавани Симоносеки, больше не было видно. Все, у кого шел дым из труб, теперь травили пар либо из пробитых котлов, либо добровольно открыв клапаны. Отсутствие явных угроз для судоходства позволило избежать ожидавшихся в этом месте задержек, и Йессен сразу двинулся дальше, готовясь к бою с новыми батареями.
Трехдюймовки и стодвадцатки, не способные простреливать носовые секторы, оставив в покое пароходы, начали засыпать шрапнелью и фугасами не видимые для них склады, причалы и мастерские в портах на обоих берегах Симоносеки, стараясь не дать развернуть там хоть какую-то береговую оборону и нанести максимальный ущерб портовой инфраструктуре. Кормовые башни тоже дали пару залпов.
Используя половинные заряды, они имели реальный шанс достать своими мощными фугасами привлекательные цели, скрытые за рядами разгружавшихся или ждущих очереди на разгрузку судов. Первоначальным планом предполагалась обязательная бомбардировка портов, но при этом должна была быть корректировка с аэростата. Теперь же, когда аэростат оказался потерян в самом начале боя, били по целеуказаниям из артиллерийских рубок. Фактически по площадям, поскольку из-за недостаточного обзора не имели ни малейшего понятия о результатах своего огня. Осознав это, стрельбу задробили, опасаясь зацепить жилые кварталы.
Как стало известно уже после войны, серьезных разрушений в районе доков и складов не было, а несколько все же упавших в черте города Симоносеки снарядов вызвали лишь небольшой пожар среди домов и на мануфактуре. Зато стрельба по площадям шрапнелью, дававшей значительный разброс, сильно затрудняла все передвижения по улицам и портовым зонам, не позволив своевременно вывести на причальные стенки полевую артиллерию ожидавших погрузки армейских частей, стоявших лагерем поблизости и поднятых по тревоге.
Порт Модзи казался полностью разрушенным. Даже длительный обстрел из тяжелых орудий вряд ли дал бы такой впечатляющий результат. Все суда, что были в его гавани, либо уже лежали на дне, либо тонули с различной скоростью. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Среди остовов судов и на берегу все сильнее разгорались пожары, так что толком разглядеть что-либо было довольно трудно. Восточнее, там, куда ушел «Жемчуг», а еще раньше эсминцы, из-за крутых холмов также поднимались дымы, то ли из труб наших головных кораблей, то ли японских. А может, и от пожаров. В небо постоянно взлетали сигнальные ракеты.
