Как в ловушке оказываюсь…
И в ещё большей западне вместе с тихим, но жёстким:
— Где твоя мать?
Вполне закономерный вопрос, если уж на то пошло. Ответ на него тоже простой. Но мой язык будто к нёбу прилипает. Не поворачивается сразу вот так просто взять и сказать…
— Её нет.
Раз уж пройти прямо дальше не удаётся, поворачиваюсь на девяносто градусов и собираюсь проскользнуть между железом и мужчиной. Не тут-то было. Чужая рука ложится на боковую сторону дверцы, оказываясь перед моей грудью, почти соприкасается, и я невольно вжимаюсь обратно. И даже тогда его дыхание слишком горячее, опасно близкое, а у меня от этого нарушающего мой покой ощущения предательские мурашки по коже моментально ползут, как если бы в самом деле прикоснулся.
— Что значит, её нет? И где же она тогда есть?
В голове разом десятки молоточков начинают стучать, подобно сигналу тревоги. Все мои прежние ощущения стираются в одночасье. Я просто-напросто засовываю их куда подальше, ведь не до них совсем сейчас. А разум между тем подсовывает одна другой хлеще вероятности того, зачем ему спустя столько лет могла бы понадобиться моя мать.
— А что? Соскучился? Давно не виделись? — выдаю всё подряд из того, что наполняет моё сознание. — Или, может, она и тебе что-то должна? Деньги? Взяла в долг и не отдала? Может, что-то украла у тебя? Испортила? Сломала? Зачем она тебе? Сказала же, нет её.
Грубо?
Возможно.
Но, если вспомнить всех тех мужчин, которые искали Джемре Эмирхан и приходили ко мне по этому поводу, я, в общем-то, перечисляю как раз все основные стандартные варианты.
Разве он другой?
Чтоб варианты иными были…
Сомневаюсь.
Они все в большинстве своём одинаковые.
Вот и он…
Молчит. Опять. И смотрит. Снова — пристально, будто в душу самую пробраться собирается. Или же банально какую-то головоломку решить пытается, а она никак не поддаётся, и ответ на мне написан, нужно только тщательнее поискать.
— Если это всё, то мне пора, — не выдерживаю первой затянувшейся тишины. — Я правда опаздываю, — смягчаю собственную резкость.
А то мало ли, психанёт.
Такие, как он, непременно с гонором.
— Извините, не хотела вам грубить, просто у меня был очень сложный день. Я устала, перенервничала, — подбираю придуманное, относительно более или менее сносное оправдание и даже добавляю в благодарности: — Спасибо вам за содействие. И за помощь. Спасибо за то, что приехали. Обещаю, я вас больше не побеспокою.
Я, честно, очень стараюсь!
И даже улыбку виновато-сконфуженную цепляю, пока несу эту пустую чушь в качестве извинений и расплаты.
Только это не помогает. Вообще никак. Мужская рука ни на дюйм не сдвигается. И даже хуже.
— Садись в машину, — непонятно чему усмехается мужчина.
— В машину? — переспрашиваю.
А то вдруг я ослышалась?
— Зачем мне садиться к вам в машину?
Надеюсь, этот растерянный голос принадлежит не мне!
— Хотя бы потому, что время позднее, скоро будет темнеть, услугами такси ты явно не пользуешься, да и оно в этом городе не всегда безопасно, не пойми кто вокруг ходит, а ты без сопровождения? — отвечает вопросом на вопрос. — Да ещё и в таком виде. Сомневаюсь, что ты живёшь по другую сторону дороги или где-нибудь через пару-другую домов отсюда. К тому же действительно собираешься идти босиком?
Собираюсь!
И пойду!
Или нет.
Он же до сих пор не пропускает!
А раз так…
— Хорошо, — вынужденно примиряюсь с ситуацией.
Временно!
Пригрозила бы, что буду звать на помощь и кричать, чтоб он не проявлял такое странное упорство, а просто-напросто отстал от меня, но это же всё равно не поможет, всем нутром чую.
