Если из прихожей пойти направо, попадаешь в обеденный зал, пусть и не сразу. Огромный мраморный стол на позолоченных ножках мог вместить до пятидесяти человек. Окно во всю стену открывало красивый вид на лес. В этом зале Ник и Робин будучи детьми обедали после долгих игр. С кухни на втором этаже приносили блюда, достойные подавать в лучших ресторанах мира. До того, как познакомился с Ником, Робин никогда не ел ничего подобного. Когда он тем же вечером рассказал об этом родителям, они изрядно забеспокоились, но после долгих и очень возбуждённых размышлений согласились, что миллиардер вряд ли пожалеет еды для ребёнка. Так Робин ел как в ресторане каждый раз, когда приходил к Нику поиграть.
– Как думаешь, Ник всё ещё злится на меня – неловко спросил Робин.
– Перед тем, как впустить вас, я спросил у него разрешения, – отвечал Лукас, – если бы он не хотел вас видеть, вы бы так и остались за забором. Может это ничего и не значит, но у вас по крайней мере есть шанс.
Робин немного приободрился.
– Ты всё-таки пришёл, – раздался голос со второго этажа.
На втором этаже, опираясь на перила, стоял Николас Робесс, единственный сын Роберта Робесса. Его лицо во всех чертах было какое-то острое, уголки его глаз и губ сужались так сильно, что казалось превращались в иголки. Его чёрные волосы росли без какого-либо порядка и лежали как им вздумается. Чёлка была зачёсана набок, иначе она закрывала бы ему глаза. Было видно, что ему часто приходится её поправлять. Он был бледен. Бледен настолько, что не зная его можно было подумать, что он не здоров. На фоне своих волос, он выглядел особенно бледно, от чего походил на призрака.
От озорной улыбки, которую помнил Робин, не осталось и следа. Вместо неё на его лице была холодное и строгое выражение, невероятно похожее на выражение его отца. Только в отличие от него, который скорее был похож на робота, неспособного выражать какие-либо эмоции, в глазах Николаса можно было разглядеть едва различимую злость. Или презрение. Робин не мог понять.
Надежды Робина испарились, как роса на солнце.
– Здравствуй, Ник – осторожно ответил Робин.
– Иди за мной, – приказал он.
Николас развернулся и направился по коридору в глубь дома. Робин, повинуясь, взбежал по лестнице и отправился за ним.
Робин думал, что они отправятся в комнату Ника, огромное помещение с высоким потолком. Там помещалось пианино, на котором он уже в восемь умел играть виртуозно, стеллажи с книгами и его королевская кровать, на которой в то время он мог поместиться тринадцать раз. Помимо всего этого, у него была собственная просторная ванная комната и даже его личная кухня. В холодильнике всегда были прохладительные напитки на любой вкус, как в мини баре отеля.
Вместо этого Ник, почти сразу войдя в коридор, свернул направо, к одной из дверей гостевых комнат, в которых Робину приходилось останавливаться, когда он оставался здесь на ночь.
В отличие от белоснежной комнаты Николаса, в которой казалось пятна пропадали через секунды после их появления, эта комната была, мягко говоря, не прибрана. Кровать не заправлена, одеяло скомкано в углу, подушка была похожа на комок пластилина. На всех нерабочих поверхностях лежал приличный слой пыли, на стоящем рядом со шкафом стуле валялись, тоже собирая пыль, какие-то, похожие на парадные, одежды.
Ник упал в стоящее по центру комнаты кресло. Здесь, когда они остались вдвоём, что-то в его лице изменилось. На первый взгляд его выражение было столь же холодно как и прежде, в этот раз Робину показалось, что сквозь лёд пробивалась едва заметная улыбка. Ник жестом показал Робину начинать говорить.
