Бродяжка просыпается. Разрывает слои ветоши и ежедневника «Франс суар», которыми прикрывалась ночью. Надо подниматься. Это не так просто – все болит, ломит, застыло от неподвижной лежки и холода. Встает на четвереньки, потом на колени, потом опять упирается одной рукой в асфальт и поднимает одну ногу. Много-много этапов, понять и разобраться в них нам с вами очень трудно.
Клошарка, толстая, огромная, бесформенная. Одета слоями, как капуста – юбки, кофты, куртки, пальто. Еще одно пальто – под ней. На нем она лежала. Длинное черное пальто, пока еще довольно приличное. Волосы, вытравленные перекисью и красный – когда-то красный – фригийский колпак, найденный, видимо, на помойке. Почесала задницу, потом голову.
Почему мне приснился этот молокосос? Кто он? Интересно, куда делся Максимилиан? Мой Максимилиан – у него типично французская красота: огромный нос, горящие глаза, небритый, всклокоченная, бесформенная шевелюра. Но как хорош. Высокий, статный, какая осанка! Почти что маркиз. Порода, в каждом движении видна порода. Как я его любила. Мы целовались на улице, на набережных, везде-везде, даже у Нотр-Дама.
Мне кажется, он меня не любил. Просто способ без труда получить немного маленьких радостей. Но все равно. Пол-Парижа знает, что я его подружка. А он, похоже, смылся. Забрал две бутылки вина, банки с паштетом и мятые консервы, которые я лично выклянчила и купила у араба Садулая.
Merde[10], где мне теперь найти этого чертова маркиза? Держится как аристократ, а консервами и вином не побрезговал. Наверное, уже продал их. Будто я бы с ним не поделилась. Конечно, пришлось бы делиться с Тото и Марселем, это он прав. Но почему меня-то кинул? Аристократ помоечный, c’est cul[11]! Как поется в песне: «Je n’oublierai pas le temps des cerises»[12]. Найду его, конечно, а как не отдаст? Тото и Марсель не помогут. Он сильный, надает им оплеух и будет еще орать, как тогда, на весь Сержи-Понтуаз, что при впадении Уазы в Сену. Какой мужчина!
Это что еще за явление Христа народу? Новенький, одет прилично.
– Привет, новичок. Колотун. Y a la bise, c’est cul[13]. Но хуже всего полиция.
– Холод еще хуже.
Уселась рядом на скамейку.
– Нет, полиция хуже. Холод только иногда и то зимой. А полиция каждый день. Есть закурить? Дай-ка сигаретку. О-о-о, я таких давно не курила, дорогущая. Замерз, бедолага, весь дрожишь. И руки синие. Куртка не помогает? Это еще не холод. В девять будет самый колотун – как раз в девять сильно тянет с берега. Сяду-ка я поближе. Возьми, вот второе плечо моего пальто, накинь на себя, огромное – на обоих хватит. Что-то лицо твое мне знакомо. Жюль, ты Жюль? Жаль, что не Жюль. Мне только что он снился. Один к одному ты. Такая же осанка, копна волос и глаза голубые. Ну конечно, тот еще совсем юнец. А, ты взрослый Жюль, совсем уже взрослый, солидный Жюль. Не Жюль? – странно. А как будто знаю тебя.
Бродяжка и новичок курили и разговаривали, с симпатией поглядывая друг на друга.
– Дай-ка, я тебя обхвачу, ты совсем продрог. Интересно, есть ли у Марселя немного вина? Может, осталось полбутылки шипучки? С вином и ночь в радость, и бродяжка красоткой покажется, разве нет? Да я и так ничего.
Максимилиан унес вино. А еще паштет и рыбные консервы. Время супа еще не пришло. Суп в шесть. В квартале Марэ дают неплохую горячую похлебку, ну да, ты новичок, ты не знаешь. Пойдем по Невер, здесь недалеко. Надеюсь, там и Макса встретим. Сможешь дать ему по морде? Конечно, сможешь, я вижу, ты такой. Дашь ему по морде, и у нас будут консервы и вино.
