Унылое настроение. Осень. Пронзительно ясный воздух. Синее небо, солнце. В моей душе до сих пор живет дивный сон. Будто таинственный незнакомец вселился в меня. Навсегда. Я была не одна. И одна. И еще вместе со мной жили мои проблемы. Попытки устроиться на работу через знакомых не увенчались успехом. Мама волновалась, но не подавала виду. Держала стойку. Ира Акимова усиленно сватала меня за Черникова.
– Ир, я не буду ему звонить и не выйду за него замуж, – отнекивалась я.
Как могла, я отбивалась от нападок настойчивой подруги.
– Настя, позвони, Денис ждет твоего звонка, тебе надо выходить замуж. Или – не надо? – настоятельно талдычила Ирина.
Она долбила по темечку. Каждый день, капля за каплей. Не иначе заказ от Черникова получила. И заодно аванс, и немалый, а теперь отрабатывает, что-то уж слишком старается.
– Да пошел он куда подальше, – сказала я, отбивая очередную атаку.
– Ну и сиди одна-одинешенька, соси лапу. Работы нет. Поклонников на горизонте что-то не видно. Можно подумать, женихи в очередь выстроились, смотри, Настя, разбросаешься хорошими парнями, потом никто замуж не возьмет, – шантажировала Акимова.
– Я не люблю Черникова и не смогу с ним жить под одной крышей, есть из одной тарелки, спать в одной постели, – сказала я, испытывая приступ тошноты.
Воображение нарисовало яркую картинку. Черников нежно гладит мою руку, сжимает, ласкает. Я сжала кулак. Не позволю. Моя рука принадлежит незнакомцу из сна, явившемуся ко мне ночью в вагоне под номером тринадцать.
– Дура ты, Настя, зачем тебе есть с ним из одной тарелки? Никто этого не делает. Тарелки у всех разные, и все нормальные люди давно спят раздельно, спать с ним вместе совсем необязательно. Сделаешь отдельные спальни, – настойчиво увещевала Акимова.
– Ир, отстань, а, – сказала я.
И я повесила трубку. Ирку Акимову вычеркну из списка благодетелей, отработанный материал, она мне не помощница. Кто там у нас идет следующим номером – Вера? Нужно набраться храбрости и позвонить нелюбимой подруге, откинув чувство собственного достоинства, как старое пальто. Мне трудно позвонить, рука дрожит. Неловко, стыдно одалживаться. Как заставить себя набрать номер твердой рукой, без дрожи в пальцах? Друзья должны помогать друг другу в тяжелых обстоятельствах. И пусть они в чем-то заблуждаются, ошибаются, но они встретились когда-то на жизненной дороге, вместе идут по временному отрезку, значит, обязаны протянуть руку помощи попавшему в беду. У Веры в доме собираются солидные люди. Они дружат с мужем Веры. Все гости – разные там продюсеры, режиссеры, банкиры и олигархи. Позвоню и напрошусь на вечеринку. Вдруг мне повезет, и я с кем-нибудь познакомлюсь. Соблазню какого-нибудь важного господина глубоким декольте. И найду себе работу. А может, встречу там таинственного незнакомца из сна или человека, похожего на него хотя бы слегка – поворотом головы, ласковым прищуром глаз. Нет, это невозможно, такие люди существуют в природе в единственном экземпляре.
Звонить Вере не хотелось, не люблю я эту Веру, но нужно перешагнуть через себя. Ведь я должна жить дальше, а в жизни труднее всего преодолевать собственное самолюбие. И преодоление требуется во всем – в работе, дружбе, любви. Работа осталась позади. Любви нет. Женихи закончились. Подруги замужем. Все давно и плотно сидят дома. У подруг одни и те же разговоры – денег не хватает, дети не слушаются, короче, тоска зеленая, муть голубая. Зато Вера соответствует всем современным параметрам красоты и успеха. Высокая – метр семьдесят шесть – симпатичная блондинка, глаза миндалевидные, осиная талия, длинные ноги, все при ней. Есть на что посмотреть и что потрогать. Но это еще не все, ведь телесных достоинств мало. Моя подруга ловко объезжает успех. Вера – искусная наездница. Она с рождения гонится за успехом, иногда догоняет. Мчится стремглав с плеткой в руке. Вера жутко боится прослыть простодушной, быть хуже других, пуще всего на свете она страшится упустить удачу. Современный мир взмок в гонке за благополучием. Бежит, бежит и никак не добежит до финиша. Определить меру успеха трудно, практически невозможно, поэтому финиша как такового не существует. Все равно у кого-то где-то что-то будет больше, шире, лучше, длиннее. И планка опять стала выше. И вновь тщеславный мир со всех ног пускается в погоню за абстрактным фетишем, подстегивая нагайкой уязвленное самолюбие.
