Цветок и Зверь - страница 5



Облокачиваюсь на гранитный парапет, и смотрю на реку. Что хочу там увидеть? Даже не знаю наверняка, покоится ли моя любимая под мостом. Тогда, в начале сентября 1823 года Мара не позволила мне нырнуть, и проверить. Да я и сам не очень рвался опускаться в холодную воду. Упавшую в реку девушку так и не нашли… В любом случае, если тело утопленницы и было здесь, на дне, за прошедшие столетия от него ничего не осталось. И я зря вглядываюсь в темные воды – Лизы там нет.

Слышу сигнал автомобиля – Мара прибыла довольно быстро. И с пафосом – дверь лаково поблескивающего лимузина мне открывает водитель, Серджио, поспешивший для этого выйти из машины. Он меня узнает и приветственно кланяется, я отвечаю коротким кивком. Захожу в просторное полутемное нутро машины, наполненное запахом духов – знакомым, но давно позабытым ароматом. Усаживаюсь на сиденье, и только после этого произношу:

– Добрый вечер, сударыня!

Графиня Мария Манчини, сидящая напротив меня, не одна – ее ладонь по хозяйски лежит на колене молодого, видимо недавно обращенного, смазливого вампира.

– Зачем явился, Финли? – ворчливо спрашивает Мара. Отвечаю:

– Не из-за тебя! – и добавляю – Не скучал, если что!

– И правильно! – кивает Мара, нисколько не обидевшись, и смотрит нежным взглядом на своего спутника, что бы показать, если я еще не понял – ее сердце и постель заняты! Древняя вампирша не хочет, что бы в ее спокойной жизни возникли проблемы из-за бывшего любовника, с которым она не виделась лет сто.

Рассматриваю нынешнего. Блондин, прическа которого кажется небрежной, наряженый в какие-то лохмотья. Понятно – его образ создан Марой, и должен означать, что красавчик является творческой личностью. Это в ее стиле!

Перевожу взгляд на графиню. Тоже одета странно – в черную кружевную сорочку, почти не скрывающую ее шикарное тело, и длинный просторный … халат? Плащ? Не разбираюсь я в современных женских нарядах! Внешне Мара не изменилась – эта белокожая и кареглазая брюнетка все такая же молодая и красивая, . И духи те же, с тяжелым горьковатым ароматом розы.

– Да, это он, Даниэль Грачик! – кивает Манчини, заметив, что рассматриваю блондина. Она уверена – я знаю, кто такой ее протеже.

– Очень приятно мне! – отвечаю насмешливо.

– Ну да… – недовольно хмурится Мара – Забыла! Ты же не интересуешься жизнью людей. Наверное, и телевизор не смотришь, и в интернете не бываешь… Застрял в девятнадцатом веке!

И добавляет с гордостью, глядя любовника по коленке:

– Даниэль известный певец! Звезда!

Не реагирую – мне все равно.

Мара берет лежащий на сиденье телефон, и включает музыку. Если это можно назвать музыкой – басы больно бьют по моему чувствительному слуху, а слова песни, которые бормочет голос – непонятно, мужской или женский – не разобрать вообще.

Морщусь, и Манчини, заметив это, вырубает какофонию.

– А это Максимилиан Финли. Ему триста! – сухо представляет она меня своему миньону – недовольна, что не восхищаюсь кумиром. Тот презрительно кривит губы, и отворачивается – типа, в окно глазеет. Нагле-ец! Рожи корчит старшему!

– Зачем ты прибыл в Город? Или, опять решил возобновить паломничество на Лизин Мостик? – спрашивает графиня.

Не люблю, когда она затрагивает мое личное, да еще и потешается над этим. Сдержанно отвечаю:

– По делам!

Мара достает из сумочки пачку сигарет, вытаскивает одну, и вставляет в черный, с красными прожилками мундштук.