Цветы на нашем пепле - страница 77
Что касается Рамбая, то он просто лопался от гордости.
Было решено, что когда Первый станет куколкой, они спрячут его в укромное место поблизости и продолжат поиск Пещеры. Им должно было хватить времени – добраться до нее, исследовать и вернуться – пока куколка не превратится в бабочку.
Пару раз Рамбай намекал Ливьен, что, мол, возможно, теперь спешить и не стоит, что, возможно, никакой Пещеры и нет… Но та стояла на своем. Она не рассказывала, что происходило с ней во время родов, но сама об этом забыть не могла. Она уже побывала в Пещере… И это был далеко не бред. Теперь она точно знает, что цель их поисков существует.
Наблюдая за Первым, Ливьен не раз поражалась его сообразительности и той быстроте, с которой он находит очередную (или внеочередную) порцию пищи. Поделившись этой мыслью с Сейной, она получила более чем неожиданное объяснение:
– Ему подсказывает Дент-Байан.
– ?.. – Ливьен недоуменно уставилась на Сейну.
– Твой Первый – телепат. Они разговаривают.
Телепат?! Откуда? Почему? В ее роду не было телепатов!
И тут же до нее дошло. Мать Рамбая унесла его в лес, боясь, что его превратят в думателя. Значит, у него в роду телепаты были…
Какое счастье, что Рамбай – дикарь, что они встретились с ним не в Городе. Случись по-другому, не миновать бы Первому судьбы Лабастьера…
Сейна добавила, что чтение мыслей имеет собственные, довольно странные законы. Она может «говорить» с Лабастьером, то же может делать и Дент-Байан, а вот «говорить» друг с другом они не могут. Первый общается с Дентом, но ни с ней, ни с Лабастьером у него связи нет…
Ливьен попросила Сейну узнать у Дент-Байана, что Первый думает, чего хочет, как к ним относится. Сейна не замедлила выполнить ее просьбу и сообщила вот что:
– Он очень любопытный, но глупый. – (Ливьен слегка покоробило такое определение.) – Он хочет знать все, но его память устроена так, что, поспав, он снова ничего не помнит. Если он не голоден, ему всегда весело, и он всех нас любит. Но если мы исчезнем в тот момент, когда он будет спать, он даже и не вспомнит, что мы когда-то были… Дент-Байан уверен, что Первый будет самцом; но я не поняла, как он это определил.
Случай, происшедший с ними вскоре, наглядно продемонстрировал Ливьен нрав и способности Первого.
В очередной раз самцы отправились на заготовки, но задержались дольше обычного. Сейна прилегла поспать, а Ливьен, присматривая за Первым, варила ему похлебку из улиток, которую он обожал (как, впрочем, и все прочее, что можно было запихать в рот).
Некоторое время он не давал Ливьен покоя, нетерпеливо кружа вокруг костра и принюхиваясь к исходящему от варева аромату. Стоило Ливьен лишь однажды на миг отвлечься, как он подскочил к котелку, сунулся в него, ошпарил нос и, обиженно заверещав и замотав головой, чуть не опрокинул варево в костер.
Ливьен была вынуждена строго на него прикрикнуть, и Первый, загрустив, удалился.
Некоторое время он, меланхолично понурившись, слонялся по территории стоянки, пока наконец не нашел себе очередное занятие. Подкравшись к шестам, меж которыми были натянуты нити с сушившимися припасами, и придерживаясь лапками за один из них, он попытался дотянуться до свисающего куска птичьего мяса. Попытка эта была обречена на неудачу, так как высота шеста раза в полтора превышала длину Первого, а взобраться по шесту Первый не мог: тот был слишком тонок.