Цветы на песке. Роман - страница 11

Покончив с едой, подруги принялись наблюдать за гостиничным «контингентом», который оказался довольно непривлекательным. Несколько старых и толстых английских пар, пять или шесть семей с детьми, непонятно какой национальности, и множество русских. Без всякого сомнения, соотечественники превалировали в этой толпе отдыхающих. Теперь стало понятно, почему гостиничные сотрудники говорили по-русски. В этом множестве туристов Лариса и Зинка не обнаружили никого, с кем бы стоило завести знакомство. Мужчины были в компании своих жён и, вообще, по виду не особенно отличались от представителей сильного пола их посёлка. Это были непричёсанные, плохо одетые, с помятыми лицами мужики с видом законченных неудачников. Да, эти «экземпляры» не имели категории.

После встречи с Висенте и его супругой на Энрике наплыли воспоминания о своём пребывании в Москве: сначала шесть лет студентом, а потом ещё пять дипломатом. Оба периода были приятными, но каждый по-своему. И хотя он уже давно забыл об этом времени, поездка в Аликанте разбудила память и он стал частенько думать о московском периоде жизни. Вообще-то встреча с друзьями и приятная атмосфера в их доме вызвали у него странное чувство, немного похожее на зависть. Его бывшие коллеги сумели сохранить любовь и привязанность в течение долгих лет, что длился их союз. Сколько лет они были вместе? Возможно, пятьдесят. Они сумели сохранить семью, хотя принадлежали разным культурам и были родом из разных стран. Обычно кубинцы считали такие браки бесперспективными, обречёнными на развод, и с неизбежным осложнением для мужчины ― разлуку с детьми. Однако, как ему было хорошо известно, Висенте и Елена не были единственной международной парой, насчитывающей долгие годы совместной жизни. У Энрике были и другие знакомые с похожей историей.

В своё время он не осмелился сделать то же самое и женился на соотечественнице. И несмотря на это, ему повезло гораздо меньше. Дожив до шестидесяти лет, он остался совсем один: без жены и без единственного сына. Когда он был моложе, то не особенно страдал от одиночества. Работа, друзья и скоротечные связи с разнами женщинами полностью заполняли его дни. Зато теперь, дожив до пенсии, он чувствовал себя по-настоящему одиноким. Пабло, его самый близкий друг из Хихона, умер два года назад, и Энрике его очень не хватало. Другие товарищи, бывшие коллеги по работе и приятели по соседству ― все были заняты собственной жизнью, детьми или внуками. Им уже не так, как раньше, хотелось собираться большими группами и обсуждать свои мужские дела. Поэтому Энрике ничего не оставалось, кроме как выпить с кем-нибудь кружку пива перед обедом или посмотреть футбольный матч в баре у Альфонсо. И ко всему этому, одиночество усугублялось обычным для Хихона в зимнее время года влажным, пронизывающим холодом.

Выйдя на пенсию, Энрике стал страдать от избытка свободного времени. Он не пел ни в каком хоре, как некоторые из его знакомых, за неимением слуха. Он не сотрудничал ни с каким добровольным обществом или ассоциацией: ему становилось от них тошно. Слишком уж они напоминали ему кубинские революционные организации с обязательным членством. Организация Красного Креста, как и группы, связанные с церковной деятельностью или ежегодными народными праздниками, которые так всерьёз воспринимали его товарищи, ― всё это было не для него. Он жил в Испании уже двадцать семь лет, но все ещё сохранял кубинский взгляд на вещи. И хорошо известно, что редко какому уехавшему из страны кубинцу нравится привязывать себя к организациям. Покинув родину, они становятся индивидуалистами и стремятся сохранить свою с таким трудом добытую свободу, и предпочитают спонтанные встречи без обязательств и официальных рамок.