Однако от его внимания не ускользнуло, что не он один испытывает адовы муки. Если поначалу на лице комиссара читалось напряжение, то теперь там проскальзывало что-то еще. Что-то похожее на скрытую тревогу или даже на страх.
– Я не ложился, чтобы составить отчет.
Ему хотелось прозондировать почву и, возможно, отвлечь комиссара. Он и сам не понимал почему, но то, что читалось у нее на лице, вызывало беспокойство.
– Значит, ты поступил неразумно. Нужно было выспаться и работать на свежую голову.
Наконец-то она сложила оружие. Из ее голоса исчез сарказм, он стал будничным, словно они говорили о погоде.
– Я думал, что неплохо справился с заданием, – возразил он.
Тереза Батталья положила на стол ручку, которую до этого покусывала.
– Этого мало, – отозвалась она. – Я не могу прийти к семье убитого со словами: мол, мы неплохо поработали. Они хотят, чтобы мы харкали кровью, понимаешь? И имеют на то полное право.
Инспектор кивнул. Теперь он понимал.
– Что я должен делать? – поинтересовался он.
– Штудировать то, чему не учат в университетах: искусство убивать.
Не дожидаясь ответа, комиссар поднялась и направилась к доске, висевшей напротив письменного стола.
– Я полагала, что наш убийца молод. Но, кажется, слегка погорячилась, – пробормотала она. – Все-таки он капельку постарше.
Массимо с любопытством приблизился к ней.
– Почему?
– Да потому, что степень садизма зашкаливает, – пояснила она, делая записи на доске неразборчивым почерком. – У него было время, много времени, чтобы отточить свои фантазии. Думаю, ему лет сорок – сорок пять. Силен как бык. Местный или часто бывает в горах. Отлично в них ориентируется. Его следы теряются в скалах, и это не случайность. Должно быть, он охотник или что-то в этом роде. Исходя из того, как он убивает, и состояния его психики, можно сделать заключение, что он не водит машину.
Инспектор удивленно скривился, что не ускользнуло от комиссара. Перестав писать, она внимательно на него посмотрела.
– Тебя что-то смущает? – спросила она.
– Да в принципе, нет.
– Говори, если есть что сказать.
– Да ничего.
Она сняла очки и окинула его изучающим взглядом:
– Марини, не тяни резину! Если тебе есть что сказать, говори! Не заставляй себя упрашивать. В противном случае держи свой сарказм при себе.
Массимо указал на доску.
– Вы не находите, что… что это слишком?
Взглянув на свои записи, Тереза лишь удивленно подняла брови.
– Что – слишком? – переспросила она.
Массимо постучал пальцем по перечисленным пунктам.
– Все эти подробности, – произнес он, – неужели вы в них не сомневаетесь? Не слишком ли это самонадеянно? Откуда, например, вы взяли, что он не водит машину?
Тереза с легкой улыбкой оглядела его с головы до пят.
– Самонадеянно? Как бы не так. А что касается сомнений… У меня их хоть отбавляй, но так и должно быть, это естественно! Настораживает, когда сомнений и в помине нет. Тебе так не кажется?
Массимо, скрестив руки на груди, промолчал.
– Значит, ты у нас крепкий орешек, – пошутила комиссар и продолжила серьезным тоном: – Более того, у него и водительского удостоверения-то нет. Он никогда не сдавал на права и не садился за руль – просто не способен на это. Вероятно, когда-то пытался, но потерпел неудачу. И таких неудач у него – пруд пруди. Из-за проблем с головой. Почему я так думаю? Из-за того, что он сотворил со своей жертвой. У человека, который вырывает глаза ногтями, большие проблемы, и их не скроешь. Он не в состоянии закончить курсы. Даже курсы вождения. Он не в состоянии долго работать на одном месте. Не хватает ни постоянства, ни концентрации.
