Цветы шиповника. Этот мир - страница 5

Ностальгия: мама засобиралась назад, на родину. Упаковала вещи. А потом… Пришла к маме Анна Ефимовна, её подруга и землячка, с которой они вместе приехали на Дальний Восток, мама была назначена учительствовать в Надаровку, а Анна Ефимовна в село Ласточка, и вот она пришла к маме сказать, что она выходит замуж за жителя Ласточки Ивана Кочкуркина. Тогда мама передумала уезжать – сказала, она тоже остаётся, за неё посватался местный, то есть надаровский парень-тракторист, и она тоже выйдет замуж. До этого её замужества мы жили при школе в квартирке из двух комнат, а теперь надо переезжать в его дом. Переехали. Дом этот под цинковой крышей – по местным понятиям, признак благополучия. Четыре комнаты – прихожая (она же столовая); кухня; большая спальня – для мамы с мужем, и спаленка для меня. При доме сад с малиной и сливами, пасека из дюжины ульев. За домом небольшой пруд, в нём весной лягушачья икра, потом – головастики, а летом – лягушки. Во дворе качели… Огород. Ближе к границе с лесом – пчельник, в котором так сладко пахнет – я любила забираться туда летом и вдыхать запах мёда и тёплой соломы, которой был устлан пол. Солнечный луч через оконце… Тишина.

Качели во дворе. Как я сказала, огород граничил с лесом, граница была отмечена колючей проволокой, можно играть прямо в лесу. Переберёшься через проволоку – и у себя «дома». Там трава «кукольник», из которой можно делать «одетых» кукол – участниц маленьких спектаклей, а были ещё кустики с супротивными веточками, из такой веточки получался тоненький человечек. Перед самым домом отчима высоченная ель, дерево северное, а вокруг её ствола – виноградная лоза, растение южное. Такой вот симбиоз. Одно было плохо – я нигде здесь не могла найти хорошей глины для скульптуры, которой была так щедра сибирская земля. (В Сидорёнково у меня была своя скультурная мастерская – яма в огороде.) B доме, однако, – книги. Много книг дальневосточных авторов и на дальневосточные темы: «Дерсу Узала» Клавдия Арсеньева, рассказы о природе Михаила Пришвина, «Амурские ребята», «Сердце Бонивура»… Я читала запоем.

Но свекровь, Мария Касьяновна – маму недолюбливает, называет «цыганкой». Словесная баталия через стенку: Марья Касьяновна в кухне, мама в моей спаленке. Марья Касьяновна считает, что мама «приворожила» её сына, выговаривает ей это через стенку, и вскоре уезжает в Бикин, к своей младшей дочери Даше, грузит свои вещи в грузовик со словами «Я буду жить как кошечка». Я долго тщилась представить, как это – «жить как кошечка»? Предтавлялось блюдце с молоком на полу. Дальше воображение не шло.

…Лето. Навещаем бабушку в Сибири. Едем с множеством пересадок на разных поездах, включая товарняки. Много туннелей. Пересадка; опять пересадка. Я сижу на чемодане на какой-то станции, мама ушла то ли компостировать, то ли просто добывать билеты, вокруг суета и шум, а мне так хочется спать. Я клюю носом, откуда-то появляется мама, говорит «не спи». Легко сказать, «не спи». Как это мучительно, пытаться не спать, когда слипаются глаза и падает вниз голова. Мама даёт мне «ванильную» булочку и кусочек… «Что это?» «Сыр» – говорит мама. Сначала его вкус непривычен… Потом – вкусно! У меня тогда было своё восприятие некоторых слов – определений, например: «сладко» и «вкусно». Мои земляки-челдоны обычно говорили о вкусных вещах: «сладко». В книгах я прочла и в речи моей мамы слышала другое слово, а именно: «вкусно». Это слово мне нравилось больше, и я думала, оно больше подходит к тем вещам, которые я любила, а любила я всё сладкое: мёд, сахар, конфеты. Любовь к сладкому приводила меня к неприятным случаям. Например, такой: бабушка собралась что-то испечь. Разложила на столешнице тесто, фарш, овощи, в сторонке – ложка с горчицей. Горчица показалась мне мёдом, и я стала подкрадываться к ложке. Ближе… Ближе… Схватила ложку – и в рот, проглотила содержимое. Нужно ли описывать ощущения? Внешне это выглядело как пляска святого Витта.