– Шпионы, наследники, баронессы, – прошептала Маргарита, посматривая с интересом на графа фон Шенборна. – Как занимательно и с пользой вы проводили время все минувшие годы. Наверное, поэтому с Солверином нам удалось наладить столь крепкие отношения.
– Не смею спорить, – ответил Ричард, улыбаясь ей. – Но могу заверить, что всегда действовал исключительно в интересах Атенлау.
– Охотно верю, – Марго позволила себе робкую ответную улыбку, а потом взяла его под свободный локоть.
И внезапно Ричард почувствовал себя бесконечно счастливым. Настолько, что даже на несколько мгновений забыл о том, в какую волчью яму он угодил, возвратившись на родину.
Приезд королевы-матери вызвал у Ричарда стойкую ассоциацию с государственным праздником. Вся стража в городе облачилась в парадную форму. Главные улицы перекрыли. На площадях по приказу королевы Джовании нищим раздавали хлеб, а у дверей Большого Собора выстроилась целая очередь: там подавали серебряные монеты от имени Хальбургов. Повсюду трубили глашатаи. Когда же карета, запряжённая цугом восемью лошадьми с красавчиком-форейтором верхом на первой из них, в сопровождении торжественного военного эскорта въехала в ворота столицы, в порту начали стрелять пушки. Не хватало разве что парада с оркестром.
Глядя на всё это пышное мракобесие Шенборн меланхолично подумал, что понимает, в кого именно из родителей пошёл Вильгельм.
Король и королева стояли на верхних ступенях дворца в компании дочерей, а также принцессы Маргариты, герцога Альберта Зоммерштерна и герцога Тивальского Фердинанда Хальбурга. Все прочие дворяне расположились на ступенях ниже и вдоль тропинки согласно своему статусу, степени родства и приближённости к дворянской «кормушке».
Все восторженные перешёптывания стихли, когда карета королевы-матери показалась впереди.
Джования окинула «мужа» придирчивым взглядом напоследок и, судя по всему, осталась вполне довольна увиденным. На её губах даже мелькнуло некое подобие одобрительной улыбки. Впрочем, Ричарда это мало утешило. Все его внутренности ещё утром сжались в тугой узел и никак не желали расслабляться. Шенборн поймал себя на том, что ещё никогда в жизни так не волновался. Да что уж! Он пребывал в немом ужасе.
Карета обогнула широкий фонтан перед дворцом и остановилась. Трое лакеев тотчас оказались подле дверцы. Один установил широкие бархатные ступеньки. Второй открыл дверь. Третий подал руку.
И тогда герольд торжественно прокричал, будто кто-то ещё не был в курсе того, кто именно приехал:
– Королева-мать! Её королевское Величество Матильда Гедвига Хальбург!
Впрочем, из золочёного экипажа появилась вовсе не объятая пламенем валькирия с крыльями, в рогатом шлеме и с топором. И даже не злобная гарпия в мехах и бриллиантах. А вполне приятная, ухоженная дама глубоко за сорок.
Матильда Хальбург почти не изменилась за минувшие пять лет, с тех пор, как Шенборн видел её в последний раз. Всё те же хорошо прокрашенные каштановые волосы без следа седины в них, уложенные в сложную причёску и украшенные тиарой с изумрудами под цвет глаз. Изумруды красовались в её ушах и массивном ожерелье на груди. Тяжёлое, сложное платье сочетало винно-красную парчу и изумрудный шёлк, но королева-мать несла себя с таким достоинством, будто оно не весило ничего. Осанка Матильды Хальбург была безупречной, как и всё в ней. А возраст выдавали лишь морщины вокруг глаз и на шее. Корсет же и вовсе делал её талию едва ли не тоньше, чем у Джовании или Маргариты.
