Только старики, помнившие совсем другие времена, порой говорили о Брежневе что-то хорошее…
– Он добрый…
Или даже:
– Он хотя бы добрый…
Или даже совсем:
– Радуйтесь… Этот-то хоть добрей Сталина…
Если вдуматься, похвала, от которой хочется кричать: не заливает страну кровью – уже спасибо!
Конечно, в последние годы жизни Леонид Ильич был карикатурой на самого себя. Было крайне жестоко вытаскивать все более больного, все более беспомощного деда то стоять по нескольку часов на Мавзолее (а 7 ноября в Москве уже совсем холодно и сыро), то читать трехчасовые речи, то на морозе целоваться с африканской делегацией. Жестоко в том числе и потому, что это превращало старого Брежнева в посмешище.
Но, во-первых, эта жестокость плохо характеризует систему, членов ЦК – но не Брежнева персонально.
Во-вторых, кого бы мы ни увидели на экранах телевизоров, мы кого угодно превратили бы в посмешище. Мы смеялись над системой, мы презирали власть, нам казался смешон всякий функционер. Но это ведь проблема не Брежнева… Это проблема десятков миллионов «советских людей времен застоя». Проблема того, что вот так странно у нас были повернуты мозги.
«Иностранцы дивятся тому, как мы одним росчерком пера отказались от того, за что они безуспешно борются, – бесплатного образования и медобслуживания, социальных гарантий», – сказал внук Леонида Ильича, Андрей Юрьевич, в интервью журналу «Власть»[25].
Вот потому и отдали, что никто ни о чем не думал, а все надо всем смеялись.
У нас нет причин считать Леонида Ильича Брежнева человеком плохим, в любом значении этого слова, с любым оттенком. Если бы все зависело от него, в том числе и настроение людей, жить стало бы значительно приятнее.
Всякую эпоху невозможно понять без ее лидера – это факт.
Но повесть о «годах застоя» – только частично повествование о Брежневе.
Это повесть о системе управления страной и ее политической верхушке.
Это повесть о международных отношениях.
Это повесть об экономике и общественных отношениях в стране.
Это повесть о том, как жил советский народ. Как жил – не только в значении, что ел и что надевал на себя. Но главным образом о чем и как думал, чего хотел, к чему стремился.
Только когда мы расскажем все эти повести, можно будет хоть что-то понять.
