Бабкин-то сын Петр Капитоныч, выходит, с Кристиной-то и не жил вовсе. Соблазнил-уговорил молодую красавицу к матери поехать, вродь как за благословением. Влюбился без сна и памяти, как мальчишка, павлин брюхатый. Совратить Кристину в деревне не смог, красавица не позволила. А вот капитан третьего ранга Игорь Рябинин по чести и совести поступил, своей нежданной – негаданной невесте Кристине во Христе свою фамилию для паспорта передал.
Так жизнь правильная разными своими оборотами славно как приятна и хороша случается.
Бабке Лизавете опять же в радость – молодые погостить надольше остались. Будет кому по вечерам про свое горемычное житье-бытье попечалиться, после суетных поисков клада, об коем, правды ради, еще прадед Лизе сказывал. А что горшок с медью и горсткой серебра оказался, так в то время и медякам цена другая была. В начале двадцатого веку, в году, дай Бог памяти, двенадцатом на царский пятак в буфете на станции Левоньеве перед поездом испить водочки с расстягаем, ох, как приятно можно было.
Кристина прям охоча до разных деревенских россказней оказалась, особ старинных. Призналась, что журналисткой в газете работает. Целыми днями Игорек поглядывал на свою зазнобу, да так и плавился от нежности и тихой радости. Сиживал до поздней ночи с женщинами, всё счастливые глаза на украденную красавицу таращил, ненаглядной называл.
Вот такая она сельская идиллия случилась. Да ж уезжать городским через недельку с деревенской благодати не хотелось вовсе. Игорьку, однако ж, на службу пора было вертаться, а Кристине в Клайпеде у родителей запоздалое благословление спрашивать, да за мужем законным на самый Дальний Восток ехать.
Бабка Лиза всем своим родственникам всё простила, и что не навещали ее столько лет, и что не помогал никто в голодные советские годы ни весточкой, ни деньгами какими, при ее-то пенсии в двадцать шесть рубликов, и что беспутный сынок ее Петруша такую умницу – раскрасавицу на глазах матери упустил. Племянник не самая ближняя кровь – младший сынок покойного брата. Но на такую горячую влюбленность морячка бабка Лиза только порадовалась. Пускай себе живут долго и счастливо, деток рожают. Молодые, вся жизнь впереди. Опять же морем оба сроднились. Кристина сказывала про юность свою у порта Клайпеды, про принца из сказки да про алые паруса, что ждала всю свою молодую жизнь. И вот, глядишь ты, дождалась, и с моря да в тверской глуши.
А морячок Игорек язык совсем проглотил, только и мычал, как телок, от счастья рядом с такой во всех отношениях приятной супругой. Выходило, что позвала хитрая Лизавета на прощание всю свою родню клад поискать. Не все приехали, да и ладно. Горшок с медью внук Кешка откопал, тоже кое-что. Не соврала, выходит, бабка. Но клад-то самый что ни на есть настоящий, похоже, нашел племянник бабки Лизы, морячок.
Одно Лизавету беспокоило, крещеная ведь сама была, в годы при последнем царе. Не могла она об своих сомнениях невестку не расспросить.
– Ты ж, прости меня, деточка, старую, безграмотную, – обмолвилась как-то вечером бабка Лиза на посиделках с молодыми. – Имячко-то у тя, кажется, все ж не по нашей вере будет? Германской, англицкой аль еще какой? Как же эт вас венчали в храме-то Волочка?
Кристина показала бабке Лизавете бумажную иконочку Божией Матери, что вложена в паспорт была. Игорек свою иконку Спасителя из бумажника вынул. На картоне, простенькие, стало быть, по советским временам иконы в Богоявленском храме райцентра священником им дадены были, но такие важные, венчальные.
