располагалась на насыпи, чтобы оставаться проходимым даже тогда, когда рисовые поля с обеих сторон были полностью затоплены. В районе Хюэ шоссе № 1 пересекало реку Хыонг через мост Чыонг Тьен, изящное сооружение, спроектированное и построенное в 1897 году Гюставом Эйфелем, известным своей башней в Париже. Мост был увенчан шестью невысокими арками из стали и был с двусторонним движением. За мостом располагалась Цитадель с объездом с севера. Был еще один мост Бах-Хо, по которому проходила железнодорожная ветка, не действующая. Вся территория вокруг Хюэ представляла собой плохо контролируемую, залитую водой местность, с рисовыми полями, дренажными канавами и мостами, через которые мог пройти вол, но не грузовик.
Ко времени описываемых событий – война уже вошла в спираль бессмысленности и саморазрушения. Милитаристская Япония за агрессию в Китае была давно исключена из Лиги Наций, воздействовать на нее дипломатическими средствами было бессмысленно. Бомбежки ничего не давали – нельзя кого-то вбомбить в каменный век, если он уже там. Крестьяне ненавидели любых чужаков. Партизаны совмещали в своих действиях фанатизм и звериную жестокость – сельских старост, отказывавшихся сотрудничать, они распинали, сжигали заживо или выпускали кишки. Попытки создать «безопасные деревни» полностью провалились – для вьетнамского крестьянина было немыслимо уйти от могил предков. Одна из таких брошенных деревень под названием Ла Чу послужит временной казармой для основных сил Вьетконга при нападении на Хюэ, а построенное американцами же бомбоубежище – вместит в себя штаб. Другая часть атакующих – просочится по воде через рыбацкую деревню Ким До, к северо-востоку от Цитадели. Их будут перебрасывать по два-три человека в рыбацких сампанах вместе с оружием…
Индокитай. Хюэ, офис миссии наблюдателей. 29 января 1968 года
– Полный бред…
Барон Людвиг фон Путвиц-и-Пильхау, фрегаттен-капитан Хохзеефлотте и бывший командир германского У-бота, главноначальник международной наблюдательной миссии в Хюэ – смотрел на капитан-лейтенанта Воронцова примерно так, как если бы он сказал что-то непристойное, нецензурное. Смесь удивления и презрения по поводу человеческой глупости и невоспитанности, затронувшей даже дворянство…
Они каким-то чудом добрались до международной миссии, не вступив по пути в перестрелку и не попавшись на глаза полиции. Здесь уже все были на ногах – полиция сообщила о том, что в доме где жил один из наблюдателей, произошла перестрелка и взрыв. Барон тоже был на своем месте в кабинете и мягко говоря, не обрадовался, когда увидел Воронцова и Бяо. Воронцов подумал, что если бы его пристрелили или взорвали у него на квартире – барона бы это устроило больше…
– Герр барон, это не бред. Этот человек – рассказал мне о том, что на самом деле произошло в Хамдуке. Он не мог об этом знать никак – но я там был с другой стороны и могу подтвердить, что это соответствует действительности.
– Этот человек пьян, – обвиняюще сказал барон.
– Герр барон, этот человек получил ранение, я обработал ему рану. У меня не было другого обезболивающего, кроме алкоголя. Как я должен был поступить? Как вы бы поступили на моем месте?
Воронцов чувствовал, что начинает оправдываться. Это раздражало.
Барон Людвиг фон Путвиц-и-Пильхау отвернулся от Воронцова, и какое-то время просто стоял, смотрел на стену. На стене – была фотография фамильного замка его отца и фотография его семьи – жены и троих детей. Его жена – на фотографии была высокой и статной блондинкой, фото было сделано где-то на пляже… скорее всего на балтийском побережье близ Кенигсберга. Казалось удивительным, что такая яркая и интересная женщина – предпочла столь серого и скучного бюрократа, пусть даже с дворянским титулом. Иногда – капитан Воронцов даже начинал сомневаться в том, что барон командовал торпедной подлодкой… он больше подходил для службы в штабе. Впрочем, как дворянин, капитан Воронцов никогда бы не посмел необоснованно поставить под сомнение слова другого дворянина.
