– Милая моя девочка, сколько ты пережила, – Георгий обнимал меня за плечи.
– После рабочего дня я садилась за стол, составляла перечень продуктов, взвешивала, распаковывала сигареты и к пяти утра ехала в СИЗО, чтобы занять очередь и успеть отдать передачку, а во второй половине дня принять нескольких клиенток.
– На, выпей ещё, – Георгий проникся моей судьбой и изображал заботливого папочку, которому обидно за свою любимую дочурку.
– Чувство вины пожирало меня. Мне было жаль сына, жаль мужа, я любила его и не желала ему такой судьбы. За три месяца судов, свиданий в тюрьме, бешеного темпа работы и учёбы сына в школе я выгорела без остатка. Панические атаки случались все чаще, страх разросся до размеров вселенной, я была в отчаянии.
Не находя выхода из этого злосчастного замкнутого круга, погрузилась в тяжёлую депрессию. Пытаясь решить проблему алкоголем, поняла, что чувствую себя ещё хуже. Чуть позже стали появляться суицидальные мысли, я всё чаще задумывалась о способах уйти из этого мира. Не понимала, как я, беззаботная девчонка с такой страстью к жизни, забрела в тупик. Пойти на такой шаг оказалось нелегко. Я не хотела жить, но оборвать серебряную нить оказалось выше моих сил, поэтому организм включил режим самоуничтожения. Сначала я перестала спать, совсем. Две недели ходила сомнамбулой по квартире, но заснуть не получалось. Я была сломлена. Затем организм отказался принимать пищу, я перестала ходить в туалет, совсем. Изрядно похудела. Жизненные силы покидали меня. Единственным спасением была работа, на неё я ответственно ездила каждый день.
Мой старший брат много лет назад покончил с собой. Для меня, девочки, это было сумасшедшей трагедией, изменившей всю последующую жизнь. Я никогда не понимала – почему? Постоянно задавала себе этот вопрос: как молодой, полный сил парень не нашёл в себе сил жить? Сейчас я стала понимать его. Роман повесился в 20 лет в армии, оставив предсмертную записку, что не сможет пережить позора – жена изменила ему с сослуживцем и это обрушило конструкцию мира. Неожиданно я поняла, почему он так поступил, почему его не остановили ни родители, которых он обрёк на бесконечный ужас, ни годовалый сын, ни прочие радости жизни. Глубокая депрессия – штука очень серьёзная, кто не проходил, тот не поймёт, насколько всё становится неважным, не остановит ребёнок никакого возраста…
Наедине со своим горем я дошла до последней черты. В голове стучала только одна мысль: «Я больше так не могу».
Георгий слушал внимательно, иногда прижимая меня сильнее.
– Одним днём, встретив рассвет без минуты сна, с чёрными кругами под глазами, в разбитом состоянии, почти без сил я поехала на работу. По дороге задавалась вопросом – сколько ещё смогу продержаться в таком ритме? Когда случится непоправимое? Я жила на третьем этаже и понимала, что просто выброситься из окна не получится, гарантий смерти никто не даст. Такие мысли крутились в голове – как всё организовать, чтоб наверняка, чтоб сын не оказался свидетелем и был травмирован минимально.
В салон вошла шикарная женщина с охранником, на вид лет пятидесяти, она показалась цыганкой, представилась Тамарой. Множество колец на пальцах, бусы, характерные серьги в ушах. У меня самой в роду цыгане, я их чувствую за версту. Тамара оглядела меня с головы до ног и попросила сделать укладку. Устроившись в кресло, она высказала пожелания, я приступила к делу. Получилась красивая укладка, молодящая её. Когда я поставила баллончик с лаком на тумбочку, она сказала:
