И под его усами расплылась довольная улыбка.
– Если вы хотели изобразить праведный гнев, у вас это не выходит, сэр, – усмехнулся Уильям, доставая из кармана бордового камзола портсигар. – Вы сияете, как новенький шиллинг.
Старый моряк с нарочитой задумчивостью изучал солнечные блики на воде:
– Наши родители простили Анне ее поступок, когда я принес им весть о том, что она счастлива с виконтом на Барбадосе, и у них растет прелестная дочурка. А вот известие о том, что старый граф Деберье желает признать внучку, меня даже удивило.
– Ну, – Уильям пригладил бакенбарду, – девочка рождена в законном браке, и вряд ли может нести ответственность за то, что ее родители кого-то там ослушались.
– Ох, друг мой, мало ты знаешь о капризах аристократов! – Роджер Элфорд похлопал по карманам в поисках трубки. – Шарль Деберье и слышать не хотел о любви единственного сына к какой-то английской белошвейке… И, насколько мне известно, за все эти годы так и не пытался связаться с ним. Это я взял на себя дерзость направить старику письмо с известием о том, что Розалин теперь сирота, и я хочу забрать ее в Англию. Однако он затребовал привезти ее в Париж, как последнюю, кто пока еще носит фамилию Деберье. Дескать, она – это все, что у него осталось. И, черт возьми, Уильям, это справедливо! Старость делает людей умнее. Я уже чувствую это по себе.
И Роджер Элфорд топнул ногой.
– Не могу поддержать, сэр, – улыбнулся его помощник, театрально вертя головой по сторонам. – Я ни одного старика на этом судне еще ни разу не видел за все годы, что плаваю с вами, а еще…
– Мистер Гилмор, – дрогнувшим голосом перебил его тот. – Взгляните вон туда… вон те фигуры… неужели?..
Уильям резко повернулся в указанном направлении: изящно лавируя между торговцами, зазывалами таверн и продажными женщинами, пытающимися найти клиентов, вдоль причала шли две дамы, которых можно было бы принять за мать с дочерью, а чуть поодаль, стараясь не отставать, какой-то растрепанный мальчишка с усилиями толкал тележку, груженую чемоданами и коробками.
– Да, это точно они, – заволновался капитан Элфорд и попытался выровнять шляпу, затем махнул рукой и бросился встречать своих пассажирок.
– Ник! – крикнул Уильям одному из матросов. – Забери багаж у дам!
– Дядя Роджер? – с долей сомнения в голосе спросила юная девушка в платье цвета сирени, останавливаясь у трапа и изучая коренастую фигуру капитана «Сияния».
– Розалин! – воскликнул тот. – Деточка, Боже мой! Якорь мне в бухту, да ты прекрасна!
С проворством юнги он сбежал вниз и заключил племянницу в объятия, да так крепко, что та только охнула.
– Дядя, это Сесилия, – сказала она, когда эмоции старого моряка немного улеглись, и указала на сопровождавшую ее женщину лет сорока с небольшим. – Помнишь ли ты ее?
– Если это та самая Сесилия, то конечно!
– Я служила дому доктора… то есть, виконта… почти тринадцать лет, – с некоторой иронией отозвалась та, заправляя ленты на своей шляпке. – Здравствуйте, мистер Элфорд. Вы почти не изменились.
– Дамы, попрошу на борт! – объявил тот, решив удержаться от ответных сравнений. – Дует прекрасный ветер для того, чтобы выйти в открытое море! Надеюсь, вам понравится мой корабль!
Медленно поднимаясь на судно, Розалин вдруг остановилась, обернулась на залитый солнцем Барбадос и робко вздохнула, чуть опустив веки. Затем убрала за ухо выбившийся из прически светлый локон и продолжила подъем.
