И видят все, кто хорошо знает графа Симона, что от полноты душевной он говорит.
Я, Симон де Монфор, благодарением Господа герцог Нарбоннский, граф Тулузский и Лестерский, виконт Безьера и Каркассона, перед лицом Господа и закона присягаю городу Тулузе в том, что буду ей добрым сеньором. Во славу Господа нашего Иисуса Христа и святой матери-Церкви я буду хранить верность своим подданным. В свидетели же себе я призываю Господа, святую Церковь и всех мужчин и женщин Тулузы. Клянусь быть ей добрым господином и хранить эту клятву, и город Тулузу, ее церковь, ее жителей, их жизни и добро. А если я совершу какую-нибудь несправедливость, то лишь по неведению, и пусть тогда лучшие люди города откроют мне правду и помогут исправить неправедное, ибо ложь и несправедливость неугодны Господу…
Эти слова записаны для Тулузы на специальной грамоте, которую герольд теперь держит в рукаве. Симон не поленился – затвердил их на провансальском наречии.
И вот граф замолкает, проговорив последнее слово. Тогда герольд передает грамоту епископу, а епископ вручает ее консулам и объявляет себя хранителем клятвы.
В отличие от графа Симона, консулы умеют читать. С поклоном приняв от Фалькона грамоту, они разворачивают ее. Глаз сам выхватывает первые строки. И содрогаются консулы – хоть и знают заранее, какое именно слово увидят.
«Я, Симон, граф Тулузский…»
Господи!.. Симон, граф Тулузский!..
Симон следит за ними – настороженный, внимательный.
Висит тяжелое молчание. Оно тянется так долго, что, в конце концов, неловко делается уже всем.
Вигуэр Тулузы сворачивает грамоту, сжимает ее и торжественно воздевает руку. Печать качается, свисая на ленте. Симонова печать: всадник с роговой трубой.
– Мы сохраним ее в городском архиве, – говорит вигуэр Тулузы. – А вы, мессен, будьте нам добрым господином, как и поклялись.
* * *
Кого в Тулузе возненавидели сразу и навсегда, так это франкских сержантов. Монфор привел их с севера, они служили ему за жалованье, наречия провансальского почти не понимали, а за господина своего готовы были свернуть любую шею – пусть только пальцем ткнет, какую именно.
Они-то и принесли в город графский приказ, больно уязвивший гордость Тулузы: докончить разрушение городских стен. Немедленно!
– Мессир, – осторожно сказал графу его младший, разумный брат Гюи, – вы слишком торопитесь.
В прежние времена никогда не случалось разногласий между Гюи и Симоном. Были как две руки одного тела. Иной раз и слов не требовалось, только взглядом обменяются. И больно было Симону оттого, что начал Гюи ему противоречить.
– Что-то не возьму в толк, брат, о чем вы толкуете, – молвил граф Симон.
– Тулуза к вам не привыкла. Она вас боится, а вы еще больше пугаете ее.
– Вот и хорошо, – проворчал Симон. – Пусть и дальше боится.
– Ничего хорошего, – возразил Гюи. – Испуганная женщина может ударить в спину.
– Тулуза – не женщина. Тулуза – город, – сказал Симон, отлично зная, что лжет.
Об этом Гюи не стал с ним спорить.
– Вы не должны столь поспешно сносить стены, – повторил он упрямо.
– Это вы так считаете, брат? – осведомился Симон. И брови сдвинул.
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
