– Где вы были в Валони?
– У Корнеля.
– Я знаю, хороший торговый дом, – вырвалось у Мюре.
Никогда обычно он не принимал участия в приеме служащих на работу. Шеф отдела был ответственен за это лично. Но, со своим нежным чувством к женщинам, он ощущал в этой юной девушке таинственное очарование, силу грации и нежности, которую не замечала она сама. Хорошее имя торгового дома имело большой вес; часто оно влияло на решение о принятии на работу. Мадам Орелия продолжила свой допрос.
– А почему вы ушли от Корнеля?
– Семейные обстоятельства, – покраснев, ответила Дениза. – Мы потеряли родителей, и я должна была следить за своими братьями… Впрочем, вот сертификат.
Это было отлично. У нее появилась надежда, когда все затруднил последний вопрос.
– Имеете ли вы в Париже другие рекомендации? Где вы живете?
– У моего дяди, – пробормотала она, не решаясь назвать его, боясь, что никогда не захотят взять на работу племянницу конкурента. – У моего дяди Бодю, там, напротив.
Вдруг Мюре на секунду вмешался.
– Как? Вы племянница Бодю? Не Бодю ли вас направил сюда?
– О, нет, нет, мосье.
И она не смогла удержать улыбки, настолько идея показалась ей поразительной. Это было преображение. Она порозовела, и улыбка на немного крупных губах, была как внутреннее цветение. Ее серые глаза засияли нежностью, щеки образовали восхитительные ямочки, ее бледные волосы, казалось, взлетели в доброй и смелой веселости всего ее существа.
– Но она красива! – сказал Мюре шепотом Бурдонклю.
Заинтересованное лицо выразило несогласие, жестом показывая скуку. Клара сжала губы, тогда как Маргарита повернулась спиной. Одна только Орелия выразила одобрение кивком головы, когда Мюре сказал:
– Ваш дядя ошибся, что не привел вас сюда, его рекомендации достаточно… Мы утверждаем то, что нам хочется. Мы мыслим более широко, и, если он не занял племянницу в своем собственном магазине, ладно, мы ему покажем, что его племяннице нужно было только постучать к нам, чтобы быть принятой… Повторите ему, что я очень люблю всегда брать, и берем мы не для меня, а для нового ведения торговых дел. Скажите ему, что он перестанет тонуть, если не станет упрямиться из-за кучи смешного старья.
Дениза опять вся побледнела. Это Мюре. Никто не говорил его имени, но он назвался сам, и теперь она догадалась, теперь она поняла, почему этот молодой человек так эмоционально говорил с ней на улице, в секции шелков и вот теперь. Эти эмоции, которые она не могла прочитать, более и более тяготили ее сердце, как самый тяжелый груз. Все истории, рассказанные ее дядей, крутившиеся в ее памяти, возвышали Мюре, превращали в легенду; делали его дирижером ужасной торговой машины, которая с утра держала ее в железных зубах своих шестеренок. И позади его голова, ухоженная борода, глаза цвета старого золота, она представляла умершую женщину, эту мадам Эдуин, чья кровь спаяла камни дома торговли. Тогда она еще чувствовала холод ожидания, осознавала, что просто боится его.
Однако мадам Орелия закрыла регистрационную тетрадь. Ей нужна была только одна продавщица, а у нее уже было десять претенденток. Но, чтобы колебаться в выборе, она слишком желала угодить патрону. Однако все шло своим чередом, Инспектор Жуве изучит рекомендации, сделает свой отчет и первым предложит решение.
– Это прекрасно, мадмуазель, – величественно сказала она, чтобы закрепить свою власть. – Мы вам напишем.
