Дань памяти - страница 7

–Как- то батька прозевал, упустил момент направить по нужному руслу плоты, и сильным течением их увлекло в Черторой, – то- то, было впоследствии всем и забот, и волнений исправить оплошность!

Повзрослев, с такими же подростками, как и сами, мы выполняли уже более сложную, серьезную работу: вязали бревна в плоты, учитывая требования сортировки, а, будучи по возрасту пятнадцати лет, я уже выполнял обязанности по нормировке на лесосплаве, где занимался маркировкой леса по размерам и качеству, – измерял диаметр ствола по комлю, на срезе делал пометки, сортируя так древесину. В 1937-м году с односельчанами работал в г. Перьмь на реке Кама, а год спустя, и за Заполярным Кругом в Кандалакше и Княжой.

      Прибыв в Кандалакшу на вырубку леса с артелью односельчан, мы заблудились в лесу и долго плутали, разыскивая дорогу, ведущую на разработки. К нужному месту вышли по старым зарубкам на стволах деревьев, оставленных когда-то давно почтальоном. Здесь, как оказалось, старания наши были напрасны. Заключенные, работавшие на вырубке леса, многозначительно дали понять- место занято и делать «пришельцам» здесь нечего! Спорить было бессмысленно и не безопасно, – пришлось подыскивать новый участок работы, – не такой уж доходный, зато безопасный и свой!

С заработков возвращались через Москву, имея при себе определенную сумму денег за сезонный оплаченный труд, предполагая в столице сделать перед дорогой домой необходимые небольшие покупки. В торговых рядах огромного магазина на Красной Площади, больше напоминавшего собою дворец, собрался купить кое-что из одежды, изрядно за лето поистрепавшейся на заготовках. Брюки мои ниже колен висели лохмотьями, на ногах-полуразвалившиеся парусиновые башмаки с подвязанными бечевкой подошвами. У большого прилавка, присматриваясь и выбирая покупки, услышал взволнованный сдавленный шепот: -«Смотри, осторожно! Босяк!» Молодая, прилично одетая женщина в шляпке, дернула за рукав стоявшую рядом соседку. Стало так стыдно, неловко, с лицом, заливаемом краской стыда, ничего не купив, чуть ли не выбежал из магазина. Обидные несправедливые фразы красивой взволнованной горожанки еще долго звучали в ушах!

      С приходом осени продолжил учебу. Учился охотно, любил историю, литературу, много читал. В библиотеке брал книги Толстого и Гоголя, почти наизусть знал полюбившиеся рассказы и повести Чехова, увлекался фантастикой Жюль Верна и Герберта Уэлса, мысленно путешествуя с капитаном Гатерассом на Северный Полюс, или с капитаном Немо проплывал 20 тысяч лье под водой. Чуть позже прочитанная книга Т. Драйзера «Американская Трагедия» надолго оставила в душе и в сознании неизгладимое впечатление, незабываемый след. Но особенно полюбилась, невольно соприкоснулась с собственной жизнью повесть Ал. Неверова «Ташкент-город хлебный», поведавшая о судьбе и приключениях подростка Мишки Додонова, уехавшего в голодные годы вместе с товарищем в г. Ташкент, спасаясь от смерти, добывать горький хлеб.

– Не знал я тогда, что с этим восточным загадочным городом впоследствии, пусть не на долго, свяжет меня моя личная жизнь и судьба!

      В это же время, быть может, чуть раньше, отец написал стихотворение, в содержании его говорилось о Троцком, бывшем видном деятеле СССР, о его пребывании в политической эмиграции за границей.

      «Был я раньше за вас, а теперь – против вас, А теперь «монета гонит», я не знаю, «що робить», А буржуи только просят: – Напиши-ка про Союз!»