«До чего хорошо! О-о-о! До чего же хорошо!» думала она. «Эта Лейли – она статуя, не женщина. Просто статуя, хоть и прекрасная: красивей всех других, настоящих, женщин. Таких, как я. Что она понимает? Она же не способна на настоящую страсть: может только изображать её на сцене».
– Послушай, мой желанный, а хотел бы ты быть со мной всю жизнь? – вдруг спросила она его.
– Боюсь, что да! – не задумываясь ответил он.
Она засмеялась:
– Ты не понял: я не имела в виду только заниматься этим. Спросила о другом: хотел бы ты всю жизнь быть близким только со мной и не знать других женщин?
– Зачем? – удивился он.
– Вот именно: зачем?
– Прости: не понимаю.
– Так: продолжение одного сегодняшнего разговора – кстати, довольно любопытного. Рассказать?
– Потом!
– Успе-ешь! Послушай, всё-таки. Разговор – о любви.
– О чем?
– Это то, во что когда-то облекли романтики прекрасную, язычески радостную потребность физического слияния мужчины и женщины. Её, любви, непременными атрибутами были верность, то есть недопустимость физического общения с другими, и ещё многое, туманно-возвышенное. И всё это, судя по литературе тех времен, в основном оставалось идеалом и, в действительности, было редкостью.
– Ну, бывает и сейчас. Кое-кому почему-то нравится жить вместе и довольствоваться почти исключительно друг другом.
– Ты с такими сталкивался?
– Ни разу. Да и какое нам с тобой дело до них? Разве нам будет хуже, если мы будем близки ещё с кем-то?
– Конечно! Но послушай ещё. Интересная подробность: любовь должна завершаться образованием семьи и рождением детей. Вот!
– Бред какой-то! И кому теперь это нужно?
– Самой красивой женщине Земли – Лейли.
– Как стремление великой актрисы к необычным душевным переживаниям?
– Если бы! Как следствие воочию виденного примера.
– Какого?
– Такого: Дана с Эей и их детками! Ей разрешили вчера посетить их.
– Она лично знакома с ними?
– Ещё бы! Лейли ведь много снималась в фильмах Лала, была его другом. Кстати, именно Лал и вдохновил их на этот подвиг – рождение детей: они сами сказали Лейли.
– Вот это – уже интересно. Ну и…?
– Всё. Больше ничего не знаю. Тебе этого мало?
– Пожалуй, предостаточно. Гм, симптом мало приятный.
– Это так серьезно?
– Может быть, – он сел на постели. – Было уже кое-что ещё. Среди педагогов, в основном тех, кто имеет дело с детьми раннего возраста, были женщины, выражавшие желание родить ребенка. К счастью, кроме одного случая дело дальше слов не пошло: они знали, что мы к ним тогда потребуем применения бойкота, и при судебном разбирательстве им нечего надеться на поддержку достаточного большинства человечества.
– И всё же: один случай был?
– Только попытка. Одна из тех, кто активно выступал против отбраковки.
– Что она попыталась сделать?
– Забеременела. Но её заставили беременность прервать. Тоже перспективой бойкота. К тому же, она знала, что ребенка у нее заберут, и он сразу будет считаться неполноценным – как рожденный без соблюдения правил воспроизводства.
– Есть прямая связь между её попыткой и прежним движением против отбраковки?
– Точно не скажу. Но если так, то это слишком серьезно. Кстати, она тоже была близка с Лалом. Как единомышленница.
– Когда Лейли ушла, Рем сказал, что Лал выступал чуть ли не против всего. Даже против использования неполноценных вообще.
– Ему не очень-то дали это делать.
– Но Дан? Чего хочет он?
– Это мы пока не знаем. То, что ты сказала мне, со слов Лейли, – что дети их появились под влиянием Лала, заставляет подозревать, что Дан хочет того же, что и Лал. Слишком близкими друзьями были они. Приятного мало. В нашем кругу, генетиков, к Лалу всегда относились без особой симпатии; пожалуй, я слишком мягко выразился. – Он задумался. – Дан уже нарушил установленные законы воспроизводства. Нас это сразу насторожило, когда мы увидели его детей.
