– Давно?
– Через несколько лет после открытия Земли-2: мир с того момента стал добрей и менее расчетливо-рационалистичным. И вообще…
– Что: вообще?
– То, что кончилась длинная полоса неудач: мы вырвались из нее. Люди стали счастливей, окрыленней; снова есть вера в себя. Ты, Дан, хоть ты и гений, не представляешь всю значительность того, что сделал.
Ведь это всё появилось тогда, чтобы напрячь всё силы до предела. Но теперь – когда уже всё позади? Не вижу больше смысла!
– Ты о чем? – недоуменно спросил Дан.
– О многом. В первую очередь, о сплошном использовании неполноценных рожениц. Пусть все женщины снова сами рожают себе детей. Пусть дети живут сколько возможно с родителями. Пусть люди узнают снова радости материнства и отцовства, которых лишили себя, не понимая, что без них нет полного человеческого счастья. Неужели их не вернут себе?
Много трудностей? Так пусть общество облегчит заботу о детях, не разрывая их связь. Взрослые и дети должны как можно больше общаться – это необходимо и тем, и другим. Взрослые будут намного счастливей, а дети – быстрей и полней развиваться. Выгода будет огромная, во многом.
Вот, хотя бы: вопрос с детской литературой. Кто из современных писателей пишет для детей? Считанные единицы, и те, в основном – педагоги. Чуть-чуть Лал, но и тот за последние десять лет написал девять стишков и два рассказа, которые успел прочитать менее чем за час.
– Ничего подобного: только два рассказа и один стишок. Остальные стихи не мои, их только написали по моей просьбе.
– Почему так мало?
– Трудно, Ева. Ой, как трудно! Легче написать роман для взрослых: они уже так много знают прежде, чем начнут его читать. Чтобы писать для детей, надо общаться с ними куда больше, чем приходится. В этом ты, безусловно, права.
– Ещё не всё.
– Отбраковка?
– Она, проклятая! Главная болячка наша. Будто собственными руками убиваем детей. В этом единодушны все педагоги. Недаром же удалось хоть сколько-то добиться её снижения.
– За счет увеличения потомства неполноценных? – уточнил Лал.
– Ну, конечно.
– Ладно: лед, всё же, тронулся.
– Чуть-чуть лишь пока. Послушай, Лал! Ты привез их именно сюда и меня попросил быть вашим гидом здесь – просто так? Неужели больше ничего не имел в виду?
– Угадала: ты, как всегда, права, Ева.
– Тогда я сказала всё. Доскажешь сам. Я показала: это главное.
Она сунула на прощание Эе свою личную пластинку и стояла, пока ракетоплан не исчез за облаками.
…Пораженные всем увиденным, Дан и Эя вопросительно посматривали на Лала, но тот только молча посасывал трубку.
В тот день у них не было никаких общих планов, каждый занимался чем-то у себя.
Дан встретился с Лалом в столовой за обедом. Эя не пришла, и когда они вызвали её, на экране Дана появилось: «Буду занята до завтрашнего утра».
Им вдруг стало грустно, хотя Эя, как и любой человек, вольна сама решать, чем заниматься в свое свободное время и с кем находиться. Это неотъемлемое, естественное право полноценного человека – его личный архив, ключом к которому является неповторимый рисунок кожи его пальцев, его нерабочее время, его желания и его тело принадлежат только ему. Даже если Ева сейчас с другим мужчиной или гурио, это тоже только её дело, – никто не в праве интересоваться или выражать каким-то образом свое отношение к этому ни сейчас, ни после.
Но им, всё-таки, было грустно без нее, поэтому решили после обеда ещё раз напоследок отправиться на рыбалку. Заказали из своих хранилищ необходимое, сели в аэрокар и через час приземлились на берегу озера. Был рабочий день, на озере не было видно никого. Спустив на воду надувные лодочки, они разъехались в разные стороны.
