– О, только не сейчас. Когда-нибудь потом, – отказалась Гвендолин, чье сердце не выдержало широты горизонта, внезапно открывшегося перед ней.
Для молодой леди, стремившейся блистать повсюду и покорять всех, подобный опыт в самом начале карьеры мог оказаться катастрофическим. Однако Гвендолин не желала вести себя глупо, а мисс Эрроупойнт помогла выйти из затруднительного положения, уверенно подтвердив:
– Да, лучше когда-нибудь потом. После критики герра Клезмера требуется не меньше получаса, чтобы собраться с духом. Лучше попросим поиграть его самого: пусть покажет, что такое хорошая музыка.
В качестве достойного восхищения образца герр Клезмер исполнил собственное произведение под названием «Freudvoll, leidvoll, gedankenvoll»[7] – пространную фантазию, выражавшую не слишком очевидные музыкальные идеи. Исполнитель извлекал из фортепиано столько разнообразия и глубины страсти, сколько позволяет этот умеренно отзывчивый инструмент. Наделенные магической властью пальцы оживляли костяные клавиши и деревянные молоточки, заставляя струны отвечать то взволнованной и трепетной, то томительной речью. Несмотря на уязвленный эгоизм, Гвендолин почувствовала силу по-настоящему талантливой игры; скрытые от посторонних глаз слезы унижения постепенно сменились волнением, и на миг она сделалась отчаянно безразличной к собственной неудаче и была готова посмеяться над своим исполнением. Глаза заблестели, щеки слегка зарумянились, а с языка так и рвались саркастические замечания.
– Прошу вас снова спеть для нас, мисс Харлет, – обратился к Гвендолин молодой Клинток, сын архидиакона, которому выпала честь сопровождать ее к столу, едва герр Клезмер закончил выступление. – Подобная музыка словно создана специально для меня. Никогда ничего не понимал в этой безупречной игре. Похоже на банку с пиявками, где не видно ни начала, ни конца. А ваше пение готов слушать весь день.
– Да, мы будем рады услышать что-нибудь популярное. Еще одна песня в вашем исполнении позволит отдохнуть, – поддержала Клинтока миссис Эрроупойнт, с самыми любезными намерениями оказавшаяся рядом.
– А все потому, что вы стоите на низшей ступени культурного развития и обладаете ограниченным кругозором: мне только что об этом сказали, а также о том, насколько плох мой вкус, – и теперь я испытываю глубокие страдания. А страдания никогда не бывают приятными, – ответила Гвендолин, не обращая внимания на миссис Эрроупойнт и с сияющей улыбкой глядя на молодого Клинтока.
Любезную хозяйку задела проявленная грубость, однако она ограничилась простым замечанием:
– Что же, не будем настаивать на том, что неприятно.
Между тем гости разбились на мелкие группы и вели непринужденные беседы, и миссис Эрроупойнт, увидев, что ее внимание никому не требуется, с облегчением села в кресло.
– Рад, что вам понравилось наше общество, – заметил молодой Клинток, довольный возможностью побеседовать с Гвендолин.
– Чрезвычайно понравилось. Кажется, здесь всего понемногу и ничего в изобилии.
– Довольно двусмысленная похвала.
– Только не для меня. Люблю, когда всего в меру: например, немного абсурда – это очень забавно. Приятно видеть нескольких странных людей, а вот когда их много, становится скучно.
(Слушая этот диалог, миссис Эрроупойнт уловила в речи Гвендолин совершенно новую интонацию и вновь ощутила сомнение в ее интересе к безумию Тассо.)
