– Дра-Гоша! Да, когда же? Я когда бы успел?! – чувствуя свою оплошность, наспех свершив нужду, их густых кустов появился Тату.
На поляне, куда приземлились, Данилы след простыл. Стоял только Гоша жующий, и больше никого. Тату пробежался, носом кустики, бугорочки пронюхал, а следов, как и не было.
– Что?! Потеряли?! – перестав жевать, насторожился Гоша.
– Данииии – ла!!! Ау-у! Данила! Ты где?! Дани-ии-ла! Ты где?!!!
– ДАНИЛА! – заревел дракон что есть силы. Лес в округе вмиг замолчал. Птички под листочки, ёжики под кочки, волки по кроваткам, а зайки по лавкам, как говорят.
Лес замолчал. Замолчала и птичка-заманушка. С Данилы чаровство, рукой сняло. Оглянулся по сторонам, сориентировался и стал двигаться в сторону, куда ему казалось, самой верной.
Шёл он, шёл. Долго ли, коротко ли, не помнит. Каждый кустик отодвигая, казалось, что вот она, поляна с друзьями откроется.
А лес и вовсе замолчал. В воздухе повисла звенящая тишина. Только хруст веток под ногами, да дыхание собственное слышно было. Отодвинул Данила веточку очередную, а перед ним вид открылся сказочный: Травка газонная подстрижена, розовые кусты разноцветьем и ароматом пьянящим благоухают, в гости, приглашая, царские свои соцветья склоняют. Клумбы пряными травками засажены, в горшках кусты чайные заморские взрастают. На коврах зелёных тигры разложились. Лениво позёвывают и мурчат. За полями стриженными, дом стоит белокаменный, крыша позолоченная. На крыше той клетка сверкает прутьями хрустальными. А в клетке никого.
– К-хе, к-хе! – прокашлявшись, ровняя голос, произнёс Данила, вступая на порог дома великолепного. – Доброго здоровья, хозяева! Есть кто?!
Данила осторожно постучался в дверь хрустальную. Дверь как зазвенит! Волною звона всех накрыло. Тигры, рыкнув, хвосты поджали и в чаще леса скрылись. А розы, как, солдатки, ровно спины выпрямили, головы равнением на – пра – во! По команде не озвученной встали. Богатыря нашего этой звуковой волной метров на пять – шесть в клумбы отбросило. Вазон белоснежный на голову, как шлем рыцарский сам, бряк, ниже ушей наделся.
Сидит Данила, головою крутит, «шапка» новая видеть не даёт, а очки волшебные рот закрыли. Земля, что в вазоне была, все лицо попачкала, да так, что цвета лица не разобрать. Крутит он головой. Руками пытается шлем приподнять, хоть что-то увидеть. А в ушах звон, как внутри Царь-колокола эхом бьёт и бьёт по перепонкам. Того гляди, лопнут, да оглохнут.
Шлёп! Глухим звуком отдалось. Шапка на две половинки по сторонам разложилась. Глаза богатырские прозрели: А перед ним девица, не девица, ни красавица, ни птица. Стоит перед ним дама возраста неопределённого. Глаза добрые, да улыбка, не нашенская, ехидну напоминающая. Руку протягивает, улыбается, приподняться богатырю помочь пытается.
– Каким ветром, добрый человек, занесло тебя? – проговорила незнакомка голосом трубным, словно тысяч пять – шесть лет трубку курила.
– Э… э-э-э-то. Э-э-э-то я, … Не, не-ее. Не знаю, – хоть что-то выдавил из своих уст Данила.
– О! Как не знаешь?! Сюда по доброй воле, вход запрещён!
– А, я и не, не-ее-е, по доброй воле, – захотелось пожаловаться Даниле.
– Как звать-то? – скомандовала «милая» дама.
– Данила, – покорно отвечал богатырь, смахивая ладонью с лица землю, червяков, что в вазоне жили и гостей точно не ждали. Червяки недовольно поругивались, И, если бы зубы были, точно бы покусывались.
