— Только?
— Только не знаю, любила ли она его в ответ так же горячо и всей душой…
— Отчего вы так думаете?
— Дак, видела я все, до свадьбы она хоть немного улыбалась, а после постоянно недовольна была всем.
— А характер у нее все же мирный был и тихий, не так ли?
— Да. Но не всегда недовольство выражается криками. Она была молчалива, но кислого выражения на лице не скрыть, дорогая, — объяснила старушка.
— Может, она болела? Мне кажется, Сергея Михайловича невозможно не любить, он такой… такой... один он такой… не встречала еще я таких мужчин…
— Все верно вы говорите, Надежда, — улыбнулась ей бабушка графа. — Вы тоже чувствуете его, как я. Он невероятно чистый, добрый и любящий. А вот Лидия не хотела замечать этого. И здоровая она была, и Сереженька это говорил. Она ничем и не болела вовсе.
— Но все же она, наверное, как-то по-своему любила его?
— Не думаю. Если бы любила, то дите бы понесла еще в первый год. А посчитай, почти два года они прожили, а она так и не родила. Да еще, знаю, часто в близости ему отказывала.
— А может, у них совместимости не было? — сделала вывод Надя невольно и тут же замолчала, понимая, что говорит как девушка из двадцать первого века.
— Когда души людей предназначены друг другу, как половинки, и всем сердцем любят, зачатие детишек — дело быстрое. Ведь все идет от головы, от мыслей. Если не любишь мужчину, то и мысли будут о том, что его близость противна тебе. Тогда точно в организме и не приживется его семя.
Велина Александровна это так прямо и откровенно сказала, что Надя опешила. Она думала, что в девятнадцатом веке не принято говорить столь открыто обо всем. Но, похоже, старушка была не так проста, как казалось внешне. Явно она многое знала и понимала.
— Сережа очень переживал по этому поводу, что детишек у них нет. И как я только ни утишала его. А теперь уж что говорить, все в прошлом. Пусть покоится с миром.
— А вы уверены, что она умерла? Ведь ее тело не нашли вроде?
— Ох уже эта Дуня, все разболтала, язык без костей, — нахмурилась Велина.
— Нет, она хорошая девушка.
— Хорошая, я и не спорю, — печально улыбнулась старушка. — Но язык у нее все равно без костей. А Лидию действительно не нашли. Легла спать, а наутро ее и след простыл. И никто из слуг не видел, уходила она куда-нибудь или нет. Прямо мистика какая-то. Ее Сереженька полгода искал, и все напрасно! Да никто и не знает, где искать, даже полиция. Видели бы, как он, мой мальчик, переживал, почти не спал, и похудел сильно. Жаль его было, а потом еще этот суд. Ужасть один.
— Суд?
— Велина Александровна! — раздался позади них старый голос слуги. И рядом появился Иван. — Барыня, там цветочную рассаду привезли, так садовник спрашивает, как сажать, по прямой или кругами разные цветы?
— Ох, я совсем и позабыла! — всполошилась старушка. — Извините, дорогуша, мне идти надобно. А то цветы-то посадить надо, иначе завянут. А если хотите, потом во двор ступайте. Я через часок освобожусь и могу дальше с вами погулять.
— Спасибо, Велина Александровна. Обо мне не беспокойтесь, занимайтесь своими делами.
— Непременно приходите, милочка, я на улице буду. Вы такая замечательная собеседница.
Слуга ушел вместе со старушкой, и девушка осталась одна в тихой картинной галерее.
Долго Надя стояла у портрета, рассматривая его. Юная графиня в светлом шелковом платье казалась невероятно реалистичной, как будто живой и имела немыслимое сходство с ней. Темные волосы Лидии, собранные в высокую кокетливую прическу со множеством локонов, обрамляли прелестное овальное лицо, оттеняя нежные серые глаза и алую линию губ. Но нашлись и отличия: глаза Нади имели шоколадный оттенок, а щеки были не такими пухлыми, как у графини. Однако сильнее всего девушек различали взоры. Взгляд пропавшей был покорный, кроткий и печальный, выражал некую обреченность. А взгляд девушки, стоявшей перед портретом, сиял жизненной силой и позитивом, горя уверенностью в себе.
