Дар легкомыслия печальный… - страница 15

обнажены, как провода.

* * *

Я с первых дней прижился тут,

мне здесь тепло, светло и сухо,

и прямо в воздухе растут

плоды беспочвенного духа.

* * *

Судьбой обглоданная кость,

заблудший муравей,

чужой свободы робкий гость

я на земле моей.

* * *

Когда сюда придет беда,

я здесь приму беду,

и лишь отсюда в никуда

я некогда уйду.

1991 год

Второй иерусалимский дневник

Пришел в итоге путь мой грустный,
кривой и непринципиальный,
в великий город захолустный,
планеты центр провинциальный.

Россия для души и для ума – как первая любовь и как тюрьма

* * *

Мы благо миру сделали великое,

недаром мы душевные калеки,

мы будущее, черное и дикое,

отжили за других в двадцатом веке.

* * *

Остался жив и цел, в уме и силе,

и прежние не сломлены замашки,

а был рожден в сорочке, что в России

всегда вело к смирительной рубашке.

* * *

Мы жили там, не пряча взгляда,

а в наши души и артерии

сочился тонкий яд распада

гниющей заживо империи.

* * *

Россия, наши судьбы гнусно скомкав,

еще нас обрекла наверняка

на пристальность безжалостных потомков,

брезгливый интерес издалека.

* * *

Где взрывчато, гнусно и ржаво,

там чувства и мысли острее,

чем гуще прогнила держава,

тем чище к ней слабость в еврее.

* * *

Как бы ни были духом богаты,

но с ошметками русского теста

мы заметны везде, как цитаты

из большого безумного текста.

* * *

Пока мы кричали и спорили,

ключи подбирая к секрету,

трагедия русской истории

легко перешла в оперетту.

* * *

Темна российская заря,

и смутный страх меня тревожит:

Россия в поисках царя

себе найти еврея может.

* * *

Мы обучились в той стране

отменно благостной науке:

ценить в порвавшейся струне

ее неизданные звуки.

* * *

В душе у всех теперь надрыв:

без капли жалости эпоха

всех обокрала, вдруг открыв,

что где нас нет, там тоже плохо.

* * *

Бессилен плач и пуст молебен

в эпоху длительной беды,

зато стократ сильней целебен

дух чуши и белиберды.

* * *

Забавно, как тихо и вкрадчиво

из воздуха, быта, искусства —

проникла в наш дух азиатчина

тяжелого стадного чувства.

* * *

Мне чудится порой: посланцы Божьи,

в безвылазной грязи изнемогая,

в российском захолустном бездорожье

кричат во тьму, что весть у них благая.

* * *

Российская судьба своеобразна,

в ней жизненная всякая игра

пронизана миазмами маразма

чего-нибудь, протухшего вчера.

* * *

Не зря мы гнили врозь и вместе,

ведь мы и вырастили всех,

дарящих нам теперь по чести

свое презрение и смех.

* * *

Воздух вековечных русских споров

пахнет исторической тоской:

душно от несчетных прокуроров,

мыслящих на фене воровской.

* * *

Увы, приметы и улики

российской жизни возрожденной —

раскаты, рокоты и рыки

народной воли пробужденной.

* * *

Если вернутся времена

всех наций братского объятья,

то, как ушедшая жена,—

забрать оставшиеся платья.

* * *

Среди совсем чужих равнин

теперь матрешкой и винтовкой

торгует гордый славянин

с еврейской прытью и сноровкой.

* * *

Прохвосты, проходимцы и пройдохи,

и прочие, кто духом ядовит,

в гармонии с дыханием эпохи

легко меняют запахи и вид.

* * *

В России после пробуждения

опять тоска туманит лица:

все снова ищут убеждения,

чтобы опять закабалиться.

* * *

Сквозь общие радость и смех,

под музыку, песни и танцы

дерьмо поднимается вверх

и туго смыкается в панцирь.

* * *

Секретари и председатели,

директора и заместители —

их как ни шли к ебене матери,

они и там руководители.

* * *

В той российской, нами прожитой неволе,

меж руин ее, развалин и обломков —

много крови, много грязи, много боли —

много смысла для забывчивых потомков.

Назад Вперед

Дар легкомыслия печальный… - страница 15

Похожие книги