Дар любви. Воспоминания о протоиерее Феодоре - страница 43

Опять поехала в Москву, пошла на могилку к батюшке Феодору, поговорила с ним, испросила благословения, и тогда же человек один, Преображенский, дал мне недостающие четыре тысячи.

Заплатила я за доставку, жду. Долго что-то не везли, я уже и волноваться начала. А тут как-то утром стали мы с моими мальчишками петь обедницу, «Блаженны» поем. В это время звонок в дверь. Я еще про себя подумала: «Не дают спокойно помолиться». Соседский мальчишка кричит: «Храм везут!

Новый храм села Владычня.

Вид от развалин старого храма

Храм везут!» Выглянули в окно – и правда.

Был он весь недошкуренный, похожий на только что вылупившегося птенца. Наши мальчишки его очистили, сделали беленьким. Матушка начальница испросила благословения владыки усмотреть место для его постройки.

Владыка благословил самим определиться, и мы решили ставить его на месте нашей рождественской елочки, там была наша первая служба. Деревенские мне помогали, не только ребятишки, но и взрослые, правда, не очень долго.

Встала моя стройка, и поехала я в Лихославль к батюшке Николаю. «Все, – говорю ему, – не в силах дальше тянуть. Немощный я человек». Он мне тогда ответил: «Потерпите. Как только архиерей освятит место, у вас все пойдет по-иному».

28 мая во Владычню прибыл архиепископ Тверской и Кашинский Виктор для освящения места и закладки первого камня храма. В основание заложили мощи священномученика Фаддея, и начались работы. Привезли песок, щебень, стали делать фундамент; подключались люди, даже московские, Преображенские. Стали приезжать на источник, помогать кто бревном, кто рубероидом, кто цементом, кто деньгами. Достроила до последнего венца, а дальше – никак. Обидно до слез. Стропила стоят, а крыши нет.

Приехала к батюшке Феодору на могилку, даже всплакнула: «Не могу храм достроить». Постояла, поплакала, поехала назад. На следующую ночь снится мне сон, будто подает мне отец Феодор три самородка золотых и говорит: «На, возьми. Купол позолотишь». Я проснулась, постаралась поскорей сон забыть и занялась своими делами. Храм стоит недостроенный, скоро осень, надо бы хоть крышу закрыть от дождей. Надо бы, да нечем.

Вскоре опять понадобилось мне в Москву. В то время я как-то выпустила из внимания, что приехала я тогда на летнего Феодора Стратилата. С вокзала – прямо в Тушинский храм, встретила здесь давнюю знакомую. Разговорилась, рассказала ей о своих бедах, и та меня познакомила со своим братом. Объяснила ему, что не могу сделать ни кровлю, ни купол. Просила его куполок мне металлический сделать, я бы его краской специальной покрыла. «Мы вам все сделаем», – пообещал он мне.

Приезжаю к нему 14 августа. «Купол ваш и крест, – говорит, – готовы. Пойдемте посмотрим». Иду смотреть и вижу: купол и крест из настоящей позолоты! Сразу вспомнила свой сон.

…На освящение храма очень много было народу: из окрестных сел, из Лихославля, из Москвы приехали преображенцы. Потом на трапезе я смотрела на них, и мне казалось, что они чувствуют то же самое, что и я, будто с нами батюшка Феодор. Конечно, мы вспоминали его, жизнь на приходе, и у меня в сознании вдруг ясно прозвучал ответ на давний вопрос, почему мне столько любви досталось от батюшки Феодора, от преображенцев: все, что я получила там, – не мое и дано мне для того, чтобы нести это дальше.

Жил в Вологде паренек Володя. Прочитал он книгу «Дар любви», и так запала она ему в душу, что захотелось ему приехать в Москву, чтобы поклониться могилке отца Феодора, побывать в Тушинском храме, встретиться с матушкой Галиной. А тут его знакомые собрались в Москву на машине по делам. Володя и прибился к ним. Да вот проблема: в Москве-то ночевать им негде. Володя всех успокаивает: «Ребята, не переживайте! В такое место едем! Вообще никаких проблем не будет».