Чуть ли не крылечке домика Микайла вспомнил, что хотел присмотреть место на крыше для помоста под гнездо паре Фениксов. И решил, что лучше всего будет установить помост прямо за домиком Карлсона. Так испускаемый Фениксами удвоенный свет будет меньше досаждать приболевшему от перенапряжения в ходе недавной битвы кадавру-коротышке. Также молодой маг завязал на платке узелок на память, чтобы не забыть по возвращению в свои покои распорядиться прислать на крышу Башни кадавра-кузнеца Вакулу и пару сведущих в слесарном деле гномов для установки помоста из металлических прутьев. Второй узелок на платке Микайла завязал, чтобы не забыть приказать кадаврам-слугам принести на крышу материала для постройки гнезда – стальной колючей проволоки. Из которой, как всем известно и вьют себе гнезда Фениксы. Обычные-то для такого дела прутья и ветки им не подойдут: вмиг загорятся от телесного жара Магических Птиц.
Заповедав себе отныне носить с собой Магическую Бумагу и Магическое Стило для записей – узлов-то на платке всего четыре! – Микайла, наконец, переступил порог крошечного домишки Карлсона…
Как оказалось, у рыжего коротышки в данный момент находился кадавр-доктор Франкенштейн.
Доктор Франкенштейн – кадавр с одутловатым лицом и водянистыми, бесцветными глазами – являлся, судя по характеристике Бэррима, костоправом довольно сносным. Любого мертвяка от любой замогильной хвори мог за сутки исцелить. А при великой на то надобности – буквально из кусочков сшить нового кадавра. Наподобие как в деревнях фермерши шьют из обрезков ткани кукол для малых детей. Однако никакой доктор не может помочь больному, если сам больной выздоравливать по какой-то причине не желает.
Карлсон лежал на застеленной тряпьем лавке. Демонстративно отвернулся к стене, укрывшись с головой невообразимой расцветки лоскутным одеялом. И с мертвячьим эскулапом общаться категорически не желал. Доктор Франкенштейн, заметив, что в помещение вошел Микайла, встал с табуретки и учтиво поклонился хозяину.
На вопрос Микайлы о состоянии здоровья рыжего кадавра-карлика, Франкенштейн лишь пожал плечами. И с поклоном отдал молодому магу бумажный листок. Так как доктор являлся кадавром всего лишь первого уровня, даже имея при себе Жука-Ларинго, по другому он ответить бы не смог.
Микайла смог прочесть на листке магической бумаги лишь первое слово: "Рецепт". Ибо почерк у Франкенштейна, как и у многих его коллег по врачебному ремеслу, был совершенно неудобочитаемым.
Отрок в свою очередь пожал плечами и сунул листок с рецептом в карман куртки. Так-то разбирать чужие каракули – не барское дело. Пускай Бэррим потом разбирается в докторской писанине… Жестом руки отпустив доктора, Микайла присел на освободившуюся табуретку.
Когда доктор Франкенштейн покинул явно тесный для троих домишко, Микайла сказал:
– Привет, Карлсон! Как ты?
– Я самый больной Карлсон в мире! – выглянув из под одеяла, гнусаво отозвался рыжий коротышка. И жалобным голосом прибавил:
– Малыш! Ты должен стать мне родной матерью!..
И тут Микайлу будто разрядом из Искрящейся Рогульки ударило: Карлсон, единственный из всех его кадавров почему-то мог говорить без Жука-Ларинго! Но в прошлые встречи с толстеньким кадавром-карликом юный маг, пребывая в изрядных хлопотах, совершенно не обратил на этот факт ни малейшего внимания. А кадавр-дворецкий Бэррим, не будучи спрошенным, разъяснить повелителю сущность данного парадокса не соизволил.
