Подвал встретил их удушливой тяжестью. Казалось, что весь мрак сгустился, стараясь всячески воспрепятствовать вторжению, не пустить, преградить путь наглым захватчикам. Балахоны тихо запели молитвы, Саша испуганно вздрогнула, теснее прижавшись к подруге, а Велиана ласково зашептала:
– Не бойтесь! Впустите! Мы пришли вам помочь! – и так раз за разом она взывала к растерянным брошенным душам несчастных детей. Вот и стена, так разительно выделялась она среди мрачных соседок. Светлая, ровная, сейчас же она заходила ходуном под неведомой силой проклятья. А монахи лишь громче запели, окропляя пространство священными брызгами. Взлетели кирки и ударили в ровную стену. Детский плачь огласил каменный склеп, птицей вверх взлетел, расплескав пятна плесени, осыпав на головы мелкое крошево. Взвизгнув, Саша панически дёрнулась к выходу, но сдержалась и лишь отошла к противоположной стене мрачного подземелья. Балахоны работали не покладая рук, напевая молитвы, а вокруг воцарилась какофония ужаса. Стена словно вопила, дрожала, сминалась под острыми пиками освященного железа, ещё чуть, и она рухнет, погребя под своими останками дерзких вторженцев. Велиана шептала пришедшие извне слова, щедро поливая вокруг из прозрачной бутыли:
«Настал судный час,
Да рухнет темница!
Храни Господь нас!
Пусть сгинет граница!
Пусть души очнутся,
Потянутся к Богу,
От тьмы отрекутся,
Укажи им дорогу.
Пусть пленника явят,
Нам силы придай!
Иисуса восхвалят,
Возносясь в Рай!»
Стена медленно, но верно поддавалась. Теперь уже не ровная и светлая, а испещренная мелкими рытвинами, чёрными прорехами, она проседала с каждым ударом, и вот, наконец, осыпалась, открывая клыкастое чрево. Густым облаком взметнулась смердящая пыль, заставив надрывно закашляться, заволакивая чёрный зев ставшей каменной могилы мутными зловонными клубами. Молодой дьяк удержал хотевшую было броситься внутрь высокую темноволосую девушку и сам шагнул в разверстые недра.
Отстранённая властным жестом Александра в отчаянии заламывала руки. «Он там… – думала она, лихорадочно соображая, – Он должен быть там!»
Велиана обнимала дрожащие плечи подруги и с улыбкой смотрела туда, где, прижимаясь друг к дружке, растерянно мялись две детские фигурки. Белокурая маленькая девочка и взъерошенный испуганный мальчуган. Своими чистыми наивными глазками они жалобно заглядывали в самую душу. Ворошили эмоции, вытягивая наружу само сжавшееся от боли и сострадания сердце.
Вот показался дьячок, неся на плечах бесчувственного парня, кивком головы он отправил товарищей внутрь, а сам, согнувшись под тяжёлой ношей, торопливо засеменил к выходу. Следом за ним кинулась и Александра.
Медленно выныривая из чёрного зева выдолбленной прорехи, показались и остальные балахоны, неся завернутые в белоснежные тряпицы нетленные останки. Глазёнки призрачных малышей сверкнули надеждой, разлившейся по прозрачным радужкам небесной синевой. Как на веревочке, они потянулись за балахонами, с улыбками на губах покидая свой опостылевший каменный склеп. А наверху царило безумие. Пятеро католиков, взявшись за руки, неистово противостояли потустороннему напору. Изломанное дерево острым крошевом металось в кругу бешеным вихрем, впиваясь в руки, царапая лица. Мёртвый настоятель упрямо пытался вырваться и не дать мощам жертв покинуть свою каменную могилу. Развеваясь белыми флагами в такт разбушевавшейся в узком кругу стихии, балахоны плотно опутывали еле державшихся на ногах монахов, словно саваны мумий, норовя свалить с ног, раскрутить и забросить куда-нибудь далеко и надолго, прочь от гнева мертвого настоятеля.
