– Дарья!– строго прервала мама.– Это не какой-нибудь тебе математический анализ, это – кодекс хомони – основа устройства местного общества! Тебе должно знать его наизусть! Ты не можешь подвергать всех нас…
– Алана,– тихо произнес папа.
Мама его услышала и остановилась. А я поднялась и напряженно обняла себя за плечи.
– Ма, я понимаю свою ответственность!– сказала я.– И я учу его все время, даже на озере мы все его учили. Пауло мне помогал, Лада мне помогает. И на Кетаре я окажусь в условиях, когда смогу попрактиковаться в этом. Разве вы когда-нибудь получали хоть одно замечание по моему поведению?
– Это резонное замечание,– ободряюще заметил папа.
– Так случилось, что немного растерялась на тесте. Но все будет хорошо. Это всего лишь минус семь – допустимое количество пропусков. У меня будет еще несколько дней перед полетом на Кетару и после него. А учить мне нужно только кодекс. Так с кем я лучше это сделаю: одна или с Ладой, которая знает его вдоль и поперек?
Я говорила с такой убежденностью в своей правоте, так горячо и отчаянно, что и высший совет могла бы убедить. Но избавить маму от непонятных мне тревог, казалось, невозможно.
– Я клянусь, ма!– вытянув руки перед собой в умоляющем жесте, сказала я.– Я сдам кодекс хомони! За двенадцать лет учебы и в школе, и в колледже я в первый раз получила минус семь баллов.
Мама долго молчала и рассматривала то мое лицо, то папино. Затем опустив глаза, сглотнула и более ровным голосом продолжила:
– Я верю тебе, солнышко. Ты действительно никогда не получала таких минусов… Но с полетом на Кетару…
– Ма!– воскликнула я и округлила глаза, а потом повернулась к папе:– Па? Ну, скажи ей!
– Ты уверена, что хочешь этого?– спокойно спросил папа.
От напряжения в горле, я только горячо закивала, но слезы сдержала.
– Что там есть, чего нет на Тоули?– пожала плечами мама.
– Ма, я об этом мечтала!– выдохнула я, но, заметив ее подрагивающие от беспокойства брови, расстроенно уронила плечи.
Мама опустила глаза и некоторое время перебирала в руках салфетку, а потом стала усердно натирать ею поверхность и без того сверкающих подлокотников.
– То есть это – окончательное нет?– осторожно спросила я.
– Ты знаешь, я доверяю Ладе и Борису со Светланой. Но…
– Что?
Мама перестала натирать подлокотники и напряженно посмотрела на меня.
– Дарья, это же полет на другую планету… в космос!
– Я знаю,– недоуменно пожала плечами я.
Мама непримиримо потрясла головой.
– Ты не понимаешь. Это может быть опасно!
– Алана,– тихо перебил ее папа. Я оглянулась на него с такой надеждой, что почти не дышала:– Это не земные технологии. Хомони только так и передвигаются.
Я не понимала, о чем он говорит. Причем тут земные и наши технологии?
Наверное, заметив недоумение, папа поднялся и обнял меня за талию.
– Дари, солнышко наше, мы, конечно же, будем волноваться. Но беспокоиться, что челноки хомони не доставят тебя до Кетары, все равно, что бояться выйти на улицу. Сезонный дождь может грянуть, а может и нет. Ты можешь упасть и поломать ногу, а можешь и нет…
Я продолжала не понимать, о чем он говорит, и перевела взгляд на маму. Похоже, сейчас он говорил для нее, потому что она перестала хмуриться и смиренно опустила глаза, однако все еще нервно перебирала салфетку пальцами.
– Алана?– окликнул папа.
– Хорошо. Но ты будешь писать мне каждые полчаса в полете,– предупредила мама.
– Каждую минуту!– счастливо улыбаясь, закивала я. Я готова была висеть на линии весь путь до Кетары, лишь бы мама отпустила меня со спокойным сердцем.
