Даринкина любовь - страница 15

Звук подъехавшей машины прервал мерное занятие двух женщин, и Вера Григорьевна, сполоснув руки в стоящем рядом тазу с водой и вытирая их на ходу о фартук, уже вся устремилась к гостье, ласково и радостно улыбаясь.

- Дарушкя! Вот радость-то, доченька! Приехала!

Вера Григорьевна, подбежав легко, обняла горяновские щёки двумя натруженными руками и сочно расцеловала.

- А я уж думала, что совсем ты меня забыла! – покачала она головой и добавила: – Нюрк! А Нюрк! Гляди, кто приехал-то! Дарушкя! Вот! Я ж табе говорила, что она меня, старую, не забудет! Тах-то ведь!

Баба Нюра тоже улыбалась, но дела своего не прервала, только поддакнула.

-Ну - ка, дайкя я табя рассмотрю! – крутила девушку Вера Григорьевна. – Поди полгода не видались! Красавица! – покачала она головой. – Похорошела! Тольки схуднула нямнога. Ня ешь что ль?

-Ем! Много ем! Просто двигаюсь, – Даринка улыбалась.

Душа снова пела, словно её разом выполоскали в любви, нежности и свете.

- Нюркя, – засуетилась Вера Григорьевна, ведя гостью в дом, – убирай усё! Утрясь доделаем! Гостья какая приехала! Пойду уважу!

- Иди, иди! – покивала та. – Я сама убяру, Вяруськ! Доделаю, тута нямного осталося. А ты прауда, гостьей займись!

- Да проходь ты, Дарюшка! – суетилась женщина.

Они вошли в чистый дом, который просто «брундел» свежестью.

- Я ж Вам, Вера Григорьевна, подарок привезла, – спохватилась Горянова, вытаскивая из пакета кружевную прелесть и передавая её.

- Ой! Чо удумала! – всплеснула рукам Вера Григорьевна. – Зачем на меня, старуху, деньги тратила? Вот неугомонная, транжиркя! Поди дорого стоит! И зачем оно табе надо было?!– ворчала старушка, разворачивая аккуратное полотно кружевных штор.

Но лицо сияло довольством, и вся фигура, вся поза и то, как она высоко повысила голос, так, чтобы пол-улице было слышно, сказало Даринке, как рада Вера Григорьевна нежданному подарку.

- Ой! – восхищенно застыла женщина. – Угодила! Дарушкя! Угодила! Ай какоя усё! Это хто ж вышивал-то? А я утрясь печалилася, что мои шторки-то усе поизносилися, стыдно перед бабами! Оконья-то в народ глядят! А оно вона как, ты и почувствовала! Дай тебе Господь, деточка, за внимание твоё, да за сердечность! Сохрани тебя, Господи! – и она трижды перекрестила Горянову.

***

Спустя целый час, когда гостья была накормлена, напоена и подробно расспрошена о житье-бытье, а они снова сидели на улице, на той самой лавочке, и тень от двух диких груш, росших подле, красиво падала на их лица, разморённые июньским тёплым днем, Вера Григорьевна завела свой, важный разговор. Без обиняков.

- Всё что Бог ни делает – всё к лутчему! – Вера Григорьевна погладила Даринкину сухую ладонь и добавила решительно, со знанием дела: – Яму с ней лутче! Ты прости мне, старой, что это говорю, но врать не обучена.

Она помолчала. А потом вздохнула и на выдыхе призналась:

- Ты прости меня, Дарушкя! Ведь энто я яму тогда сказала табе есэмэску послать. Думала – перебесится ночь, можа одумается. Он тогда сам не свой приехал. Плакал. Я яму говорю: мол, не такая Дарушкя девочкя, чтобы хвостом крутить. Ты бы с ей поговорил, можа у неё причина какая была. Тольки Ваня своё всё заладил, всё с Маринкой тебя равнял.

Даринка дёрнулась.

- Маринка-то вроде тебя была, тольки дурная, – правильно понимая невысказанный вопрос, пояснила женщина. – Они с Ваней со школы дружили, жениться собирались, тольки у няё шило у жопи, всё хотела в Москву – карьеру делать. Всё яго звала, всё чтой-то от няго хотела, то рубашку яму дорогушшую купить, а потом месяц сидить без денег, а он яё кормить. А потом вечерком укатила, тольки мы яё и видали. Он помыкалси, помыкалси, да и забыл! Вычеркнул, значит, яё из сердца-то. Она потом через год появилась, накарьерилась, значит, тольки он ужо ни в какую! Зарок дал. Так тут, с бабёнками, годков пять обжималси, а с девчонками больше не дружил. А потом ты, значит, появилась. Он и потеплел. Ты ж свою жизнь яму под ноги-то кинула. Я яму тохда говорила, что ты, Дарушкя, девочкя непростая, но чистая, чтобы двадцать разов подумал… Но он словно с пеленой жил и не слушал меня. Охо-хо-хо!