– Для этого есть садовники и уборщики. Я же знаю, что это Цульф навязывает тебе всю эту перелётную стаю, но подставляет при этом тебя, а сам отмалчивается, когда я потребовал от него прекратить набивать здание ненужными девицами. Ты сама же жаловалась, что тебе предъявляют претензии по поводу их вызывающего поведения в пределах города.
– Но… ведь я девушек сама выбираю, чтобы… чтобы превратить банальную распродажу в театрализованное действо, праздник… – она беспомощно оправдывалась как перед неподкупным судьёй и ждала поддержки от Антона, глядя почему-то на него умоляющими глазами. Но Антон и знать не знал, что там у них и как в этом здании устроено.
– Поначалу ты повелась на эту затею, а потом Цульф уже сам стал навязывать тебе так называемых актрис всем известного жанра. Тебе не жалко разве, что они выжирают приличный куш от плодов твоего честного и нелёгкого труда?
– Ну… так и поговори с ним, а я не могу…
– Я поговорил с ним уже в другом жанре общения, так что он под стол свой залез и долго боялся оттуда вылезать. Потому и сообщаю тебе, что ты вправе выставить этих вертлявых дармоедок прочь и освободить себя от их содержания и ненужных тебе затрат по устроению так называемых праздников с демонстрацией их красот под предлогом показа изделий твоей «Мечты». Для этого витрины существуют. И что же ты не замечала, что ни девушек, ни женщин на твоих показах не бывает? Одни тролли мужского облика и набивают твой демонстрационный зал. Вывернулись, озабоченные скоты-эстеты… и безупречны как бы, и свою неумеренную похоть прикрыли. А все претензии со стороны благонравных жён к тебе, дурочка…
– Тебе Лата-Хонг об этом рассказала?
– Неважно кто.
– Как же нет женщин и девушек? Очень многие приходят, потом распродажа… Ты побил Цульфа?
– Нет. Всего лишь тряханул его слегка. Если бы ударил, он бы дышать перестал, чего доброго. Реанимируй его потом…
– А как же теперь… если он будет мстить?
– Никто не посмеет! Тронуть тебя это всё равно, что меня. А кто тут на такое способен? Сообщаю тебе, никто!
– Тогда, зачем же приходили те чиновники с отвратными лицами, или кто они уж там, не представились…
– Оказывают воздействие на тебя, чтобы ты сама, по доброй воле как бы, отказалась от своей «Мечты». Решили, что ты и есть главное препятствие для того, чтобы им вернули здание. Да я эту хрустальную избушку в пыль разрушу, а им не отдам! И холм срою, раз уж и он моя собственность. И учти, я скорее устрою там для них поле для погребений, чем позволю тебя тронуть.
Вместо того, чтобы уйти как Франк, Антон всё решал, не будет ли выглядеть его поспешный уход за предательство их дружбы? Она уж точно не хотела оставаться с Вендом наедине.
– Пойдём? – Венд протянул ей руку, чтобы помочь встать.
– Никуда я с тобой не пойду! Антон, пусть он уйдёт! Скажи ему… – она вглядывалась в озеро испуганно-расширенными глазами, не видя, что Антон превратился в истукана, ничего не понимающего, да и не желающего становится участником чужой ссоры, где третий всегда лишний, – Где же Франк?
– Ещё одним защитником обзавелась? Не с ним ли решила отправиться в гости к небесному отцу? Куда же подевалось твоё аристократическое достоинство? Чего ты выставляешь тут всем на обозрение свои сиси, стыдливая ты моя мечтательница! Или решила устроить конкурс на самую красивую шлюху «Лучшего города континента»? – Венд с заметной силой схватил её за руку повыше локтя в попытке принудить встать. Как он намеревался поступить дальше при её сопротивлении, если она не собиралась ему подчиниться и пойти в указанном направлении, Антон не понимал.
