— Я не могу уговорить животное внутри себя позволить тебе принимать таблетки. Эта сущность неотделима, и в ее взгляде на жизнь нет подобного сценария. Мы живем с ней с определенного момента, и не можем не считаться друг с другом. Она позволяет мне быть человеком большую часть времени, но и мне тоже нужно позволять ей быть животным. — Она смотрела на меня завороженно, едва дыша. — Все, что касается выбора своей женщины, не может обойтись без мнения зверя во мне. — Я позволил ей немного усвоить эту идею, прежде чем продолжить. — Да, ты права — обычному человеку нет надобности сразу требовать всего и сразу от понравившейся девушки. И здесь проще было бы никуда не спешить… Но я плохо контролирую себя сейчас во всем, что касается тебя. Вчера ты ощутила это на себе в полной мере.
— Ну тебе и прилетело знатно, — обхватила она себя и сжалась еще сильней.
— Поэтому я предлагаю начать сначала.
— Это сложно после всего, Глеб, — даже не задумалась она.
Ее слова вызвали легкий всплеск злости внутри, но внешне я не выдал это ничем.
— Твои предложения? — сузил глаза на чашку в ее руках.
— Я не знаю. Для меня все это слишком…
Перерыв в боевых действиях все не начинался, но был чертовски необходим.
— Хорошо, может, тебе нужно время подумать? — Если бы она знала, чего мне стоили эти слова! Бантик бы испепелился на мне, если бы не был воображаемым.
— Хорошо, я подумаю. — Все-таки оценила мое благодушие. — Тебе нужно отдохнуть.
— Да, нам обоим нужно. Сиди, — осадил ее порыв вскочить следом за мной. — Я сам приготовлю мясо.
15. 14
Не думал только, что одновременно и сыграю на ее жалости — двигался я несуразно, медленно, тяжело дыша, ронял приборы.
— Я тебя умоляю — открой мне секрет стейков! Унесу его в могилу, обещаю! — подскочила Даша на очередной неприятный звон вилки по гранитной столешнице и подтащила мне стул: — Сядь.
— На сковородку кладешь и все, — повиновался я.
— Несложно, — пожала она плечами, кривя уголки губ. — Я никогда не покупала стейки. А это что?
Она подцепила ветку, похожую на елочку, в маринаде.
— Розмарин. Брось на сковородку его тоже.
— Я сейчас слюной захлебнусь, — пожаловалась она, а я улыбнулся уголком рта — ее слишком просто удивить и, кажется, сделать счастливой тоже несложно. Мирослав был прав.
— Скажи, ты счастлива в жизни? — прищурился на нее.
Она оперлась попкой о столешницу и пожала плечами:
— Я достигла того, о чем и не мечтала.
— А что тебе, по твоему мнению, не хватает для счастья?
— Не тебя, Глеб, — огрызнулась.
Ох, Даша, ну почему ты стала росомахой на мою голову, ну вот за что, а?
— Даш, я просто с тобой разговариваю, а ты все тяготеешь к разбитому чайнику, — сложил я руки на груди. — Не думаешь, что медведь в тебе нашел что-то близкое себе по духу?
Она бросила на меня убийственный взгляд, но он тут же погас. Еще не отдавала себе отчета, что меняется, но уже настораживалась.
— Мне не хватало квартиры, — уверенно заявила.
— Квартира бы сделала тебя счастливой?
— Будто тебя не делают счастливым материальные блага, — обвела она рукой первый этаж.
— Я уточняю, а не обвиняю. — Несмотря на ее огрызания, с ней было легко. Ее зверек внутри пыжился, но на большее способен не был — видел во мне медведя. И хотелось надеяться, что подчинялся.
— Да, — кивнула она. — Перевернуть стейки? Мне нужна квартира для счастья.
— Мне кажется, ты врешь себе и мне, — уставился на ее аппетитный зад, когда она снова повернулась к печке.
