Бабушка задумалась, замолчала, очевидно, вспоминая Маняшины шалости.
– Бабушка, дальше рассказывай! Как все было?
– А? Да как? Раиса-то, мать ее, во дворе работала, Маняша тут же крутилась. Не усмотрела она, – Маняша и убеги в огород. Да в самый полдень, вот как ты сегодня. А там, в огороде-то, Полудница ходила, горох стерегла. Увидала она Маняшу и заманила к яме, что под ивами, из которой мы воду для полива берем… Хватилась Раиса – нету ребенка! Она – туда, сюда – нет нигде. Мы с дедом тоже бросились Манечку искать. Я в огород выскочила. Гляжу – нет ребенка! Я к яме побежала – вот как сердце чуяло! Смотрю, а Манечкины волосенки, светлые, вот как у тебя сейчас, да длинные, по воде плывут. Саму-то ее и не видно вовсе. Яма-то ведь глубокая! Как я это увидела, прыгнула в воду, нырнула и под водой шарю, ищу. Насилу нашла! Вынырнула и Маняшу вытащила. А тут дед подоспел, помог нам выбраться. Насилу мы ее откачали… Ладно, жива Манечка осталась.
– Бабушка, как хорошо, что ты плаваешь!
– Плаваю? Нет, я плавать совсем не умела и не умею. На нашей Хмелевочке где ж научишься? Ее курица вброд перейдет.
– А как же ты не побоялась тогда в яму прыгнуть?
– Так бояться-то некогда было… Я и не думала об этом, бояться-то…
Бабушка замолчала. Ее смугловатое лицо немного побледнело… Дашка хотела, было, снова спросить про Полудницу, но открылась дверь, и вошел дед. Он мельком взглянул на Дашку и улыбнулся:
– Что это тебе бабушка бает?
– Про Полудницу, деда, и про Маняшу.
– Вот-вот, Иван! Ты ей свисток-от сделал, а она в огород с им отправилась. Одна. Долго ли до беды, как с Маняшей?
– Ну, Дашутка у нас уже большая. Она к воде не полезет. Правда?
– Правда, деда! – как-то не очень уверенно ответила Дашка.
– Я скажу твоему отцу, пусть тебя плавать научит.
– Я и так уже почти умею. По-собачьи.
– Это тебя Верный научил, не иначе! – хмурясь, сказала бабушка. – Дело ли девчонке с собакой бегать день-деньской? Ты ведь не мальчишка. Вот я матери твоей пожалуюсь!
– Не верь, Даша! Бабушка только притворяется сердитой, – сказал дед, поглаживая усы и бороду. На самом деле она у нас добрая и красивая. Правда?
– Правда, деда! – ответила Дашка.
Дашка ужасно любит лошадей. В этом есть что-то атавистическое. Она любит их с первых лет жизни. У ее бабушки, черноглазой и в молодости замечательно красивой, в жилах есть явная примесь азиатской крови. Глядя на нее, невольно вспоминаешь Чингизхана, всадников на полудиких конях, лязг сабель…
Приходится ли удивляться, что белобрысая и голубоглазая, но скуластенькая, похожая на хорошенькую калмычку, Дашка не может пройти мимо самой замухрышистой лошади без того, чтобы не погладить ее по гриве, не прикоснуться ладошкой к мягким, бархатным губам?
А еще она их постоянно рисует. Рисование – ее вторая страсть. Лошади на рисунках Дашки получаются, как живые. Она изображает их в разных позах и ракурсах: пасущихся, играющих друг с другом, несущихся, сломя голову, с развевающимися гривами и хвостами. Иногда ей удается замечательно передать движение…
Дед часто берет ее с собой на конный двор. Она залезает в стойла к лошадям, кормит их хлебом, заплетает гривы. А когда дед, наговорившись со знакомыми, выводит лошадь и помогает ей сесть верхом, она бывает счастлива.
Если исключить любовь к лошадям и рисованию, Дашка – обыкновенная девчонка. Как все деревенские дети, летом она купается в речке, загорает на песчаном берегу, ходит в лес по ягоды и грибы. Но вот однажды случилась с ней странная история…
