– Как «пятый»? Мы же после девяносто шестого не воевали…
– Так то вы, – усмехнулся Алексей, и в черных глазах его вновь загорелись недобрые огоньки. – А у меня здесь свои счеты…
Помню, мне тогда подумалось, что, по крайней мере, среди нас есть хоть один человек, который твердо знает, для чего он здесь и что ему делать… Только один…
– Значит, на войне побывал… – не то спрашивает, не то констатирует Сан Саныч.
Я молча киваю. Меньше всего мне хочется отвечать на очередную порцию дурацких вопросов. Но Сан Саныч ни о чем не спрашивает. Некоторое время чадит «примкой», а потом, глядя в пустой дверной проем, изрекает:
– Я тоже в свое время. В Венгрии… – Он помолчал, затем произнес: – Эх, парень, что ж за страна у нас такая, где так живых не любят… Ладно, Славик, – его плывущий взгляд ухватил остатки «Столичной» в тускло поблескивающем сосуде, – давай на посошок. За мир во всем мире.
Дежурство и впрямь прошло тихо и мирно.
– Ну, давай, напарник, до скорого. – Сан Саныч пожимает мне руку, и мы расходимся, каждый в свою сторону. Он топает к местному универсаму с дешевым винно-водочным отделом. Меня же засасывает гудящая, как «Шмель», пахнущая дымом воронка метро.
Ступаю на чертово колесо эскалатора. Стены рябят рекламными щитами, призывающими встретить грядущее тысячелетие в Англии, на Канарах или, на худой конец, прибарахлившись в только что открывшемся бутике, подушившись новым парфюмом от Диора, отужинать в модном французском ресторане…
А внизу, эхом отдаваясь от каменных стен, металлический голос объявляет:
«На прибывающий поезд посадки нет…»
Местное диско «Пещера», куда все же вытаскивает меня Ирка, переделано из бывшей подвальной котельной и вполне оправдывает свое название. Низкие потолки, тесный зал, тусклые стены, на которых сохранились как экстравагантное украшение солитеры толстых труб. Еще на подходе воздух насквозь пропитан клубами стелющегося сигаретного дыма, смешанного с едким запахом пота, духов и дезодорантов. Наверху, прямо над головой, мотается стеклянный шар, разбрызгивая снопики света по стенам и углам, где и гнездились поддатые парочки. Музыка лупит по барабанным перепонкам, вызывая страстное желание расколотить всю эту аппаратуру к чертовой матери.
Едва перешагиваю порог, как в глаза бьет яркий зеленый свет.
«Ракета!»
Я шарахаюсь в сторону, влипаю в стену, наступив на чью-то ногу. Обладатель отдавленной ноги, взвыв, забористо матерится. Я отираю липкую ледяную влагу со лба. Перевожу дыхание.
Какая к чертям собачьим ракета?! Когда он уйдет, этот проклятый, унизительный животный инстинкт самосохранения, превращающий меня, нормального современного парня, в последнего дикаря?!
Ирка тем временем тянет вперед. Машет кому-то рукой, называя Бомбосом. Смутно припоминаю, что это кликуха одного из доармейских приятелей. Кажется, это было так давно, будто и не было вовсе.
– Какие люди! – орет он на весь зал. – И без охраны! Костыль, греби сюда!
Мы подходим к стойке, заставленной пустыми стаканами и банками. Мои глаза привыкают к полумраку, я узнаю лица. Пожимаю взмокшие ладони.
– Значит, оттрубил? Молоток!
Меня со всех сторон хлопают по плечам. Тощий рыжий парень по прозвищу Дрына, радостно ощерясь, сует мне бутылку «Балтики». Когда-то я увел у него Ирку. Но похоже, он не в обиде. Обнимает томную губастую блондинку, потягивающую коктейль, и рассказывает, что учится в Финансовой академии на коммерческом. Что-то тренькает. Откуда-то из области ширинки Дрына достает мобильник, зажав свободное ухо, начинает что-то кому-то доказывать, пытаясь перекричать грохот децибелов.
