Господи, какой там ключ к звездам! Кого спасти! Как спасти, если… Если душа и впрямь пропадает, мечется сейчас в истерике? И какое же мучение – этот проклятый танец… Надо прекратить его немедленно, к чему этот фарс! Вот и Маринка застыла в дверях гостиной, смотрит на них удивленно и насмешливо. Хотя это и не насмешливость вовсе, это жалость. Катя и Денис на них смотрят. И Женя… Наверное, они тоже все видят, все понимают. Надо прекратить, да…
Повернулась, чтобы выскользнуть из рук Олега, и не увидела, как бусы зацепились за пуговицу на его пиджаке. Только почувствовала, как ожгло шею. И тут же увидела, как вспыхнули в свете люстры брызнувшие во все стороны камешки, светло-сиреневые аметисты. Красиво, наверное… Будто капли слез. Вот они прыгают по паркету, разбегаются в разные стороны. Ну и пусть, пусть…
И больше не смогла держать в себе слезы, всхлипнула почти истерически, рванула к лестнице на второй этаж, побежала наверх, путаясь в длинном подоле платья. На самой верхней ступеньке и впрямь чуть не упала, каким-то чудом удержалась на ногах, ухватившись за перила. Оглянулась…
Все стояли в растерянности, смотрели ей вслед. Выражения лиц она не разглядела сквозь мутную пелену слез. Да и зачем было разглядывать… Неважно уже, неважно!
С трудом нашла дверь в гостевую комнату, куда давеча уложила Павлика. Он спал, отвернувшись к стене и положив ладошки под голову. Легла рядом с ним, обняла осторожно. И тут же убрала руку – вдруг он проснется… Ведь надо будет ему объяснять как-то свое состояние! Напугает еще…
Уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить неудержимое рыдание. Но как, как его удержишь-то? Как? Только бы Павлика не разбудить, только бы не разбудить…
Услышала, как тихо открылась дверь, подняла от подушки голову. Увидела, что возле кровати стоят Маринка и Катя. Всхлипнула, махнула рукой – уйдите, уйдите, пожалуйста!
– Маш… На вот, выпей… Тут успокоительное, тебе надо… – услышала испуганный Катин голос.
Помотала головой, снова уткнулась лицом в подушку. Маринка села рядом, слегка подвинув ее на кровати, проговорила быстрым шепотком:
– Ну все, хватит рыдать, Машка! Не стоит он этого! Плюнь! Ну что ты, ей-богу, на помойке себя нашла, что ли? Прекрати сейчас же, слышишь?
– И правда, Маш… – тихо поддержала ее Катя. – Возьми себя в руки, не надо… Пойдем лучше вниз, а? Посидим еще, выпьем… Или прогуляемся по морозцу? Хочешь?
– Нет, девчонки… Я не хочу… Не могу… Простите, что праздник вам порчу, но не могу… Сами ж понимаете, каково мне сейчас…
– Да понимаем, конечно же понимаем! Сволочь твой Олег, что тут еще можно сказать! Настоящая сволочь! И хорошо, что он уехал…
– Уехал? Куда? – сквозь слезы переспросила Маша.
– Да откуда ж мы знаем… – горестно пожала плечами Катя. – Дэн к нему сразу с вопросами пристал, когда ты наверх убежала, а он… Он и ему нагрубил – мол, не твоего ума дело.
– Как же он поехал, Кать? Он же выпил… Он много выпил… Он же разобьется… Надо же остановить его, вы что! Надо ему позвонить – пусть возвращается!
– Нет, вы посмотрите на нее, а? – возмущенно прошептала Маринка, всплеснув руками. – Она еще о нем же и волнуется! Этому гаденышу на нее наплевать, а она беспокоится, что он пьяным за руль сел!
– Но как же, Марин… Как же ты не понимаешь…
– Да все я понимаю, чего уж. Не переживай, он такси вызвал. Он цену своей драгоценной жизни знает, гаденыш! Сказал, что завтра машину заберет… Ну зачем, зачем ты так убиваешься, Маш, скажи? Было бы о ком…
