И у мужчины не нашлось сил и смелости последовать за ней. Откуда-то появилась мысль, что она не позволит ему такой наглости.
– Жак, – позвал герцог, прекрасно зная, что преданный помощник находится неподалеку, чтобы всегда прийти на помощь.
– Я здесь, лорд Сиэль, – бесшумно объявился секретарь из-за угла. Эта черта сливаться с окружающей обстановкой и не привлекать к себе внимание не раз и не два сильно выручала герцога. Благодаря этой способности не выделяться, Жак был ценным источником информации, слыша то, что не должно было быть услышанным.
– Что успел выяснить? – хрипло произнес герцог, все еще смотря в сторону, где скрылась его супруга, что ни разу даже не обернувшись.
– Информации мало. Прислуга отмалчивается и явно недоговаривает. Я не смог найти открытых доказательств, но это и то, что я услышал сегодня во время ссоры с личной горничной Ее светлости, косвенно указывает, что травля имела место быть. Не знаю, каких масштабов, но это предстоит выяснить.
– Говоришь, прислуга замалчивала издевательства над моей женой? В моем доме? – очень холодно и вкрадчиво переспросил герцог, скосив взгляд на секретаря, на котором также не было лица. Они оба знали, что это значило, и говорить подобное вслух для Жака было мучительно. Но он не посмел открыто соврать своему другу и господину, признавая прискорбную и постыдную правду о дорогом члене своей семьи.
– Подобное можно было скрыть лишь при условии покровительства. Травлю умело скрывали и намеренно не доносили до Его Светлости.
– Няня не могла не знать, что творится среди прислуги… И мама тоже. Госпожа Клара бы не стала действовать без разрешения своей госпожи, – вспомнил герцог тот редкий случай, когда супруга обрашалась к нему с просьбой. Он даже толком не помнил, о чем была речь, но не сомневался, что по вопросам поместья наверняка отправил ее либо к главной горничной, либо к матушке. Учитывая, что обе эти женщины могли быть не просто причастны, но и изначальной причиной травли, нет ничего удивительного в резкости герцогине, стоило его спросить о причине молчания. У нее действительно не было никого, кто мог бы ее защитить или вступиться все эти три года. Стоит ли удивляться тому, что этому невинному и кроткому ребенку, на котором он женился, пришлось отрастить клыки для выживания?
– Да, – только и произнес Жак, поджав губы и вспоминая откровенное пренебрежение по отношению к Ее Светлости в прошлом. И все же, он молчал об этом, не желая вмешиваться. Секретарь считал, что его мать ни за что бы не позволила прислуге перейти черту, даже если имело место небольшое пренебрежение, а на болтовню служанок он привык не обращать внимания. Прислуга всегда болтала о своих хозяевах. Сплетни – то, что невозможно искоренить.
За то, что прежде не обратил на это внимание, Жак чувствовал вину. Он не должен был быть таким черствым к новой госпоже, как бы ни относился к ней изначально. Жак также считал, что его друг и начальник достоин больше, чем дочь торговца, пусть и красивая. Он знал, что Сиэль женился не по своей воле и тяготился от этого. Невольно Жак принял это слишком близко, вольно или невольно закрывая глаза на то, чем пренебрегать не стоило.
– Почему она молчала столько времени? И почему поменялась так резко?
– Чаша, порой, может переполниться лишь от единой капли, – удрученно отозвался Жак, смотря в пол.
– Или ее намеренно запугивали, – произнес герцог таким тоном, от которого по спине секретаря пробежался холодок. Он еще никогда не видел своего друга таким. – Выясни все, даже если придется выуживать информацию из прислуги розгами. Я хочу знать, что произошло в моем доме за эти три года. Каждую мелочь, – выразительно покосился Сиэль на друга, который вздрогнул и кивнул. – И еще… позови в мой кабинет няню, – произнес герцог, а Жак побледнел и судорожно сглотнул от страха за родительницу. – У меня есть разговор к ней.
