Пару раз стукнув по двери, заглядываю в кабинет директора.
— Даня? — удивляется она.
— Добрый вечер, Нина Антоновна, — шагнув внутрь, плотно прикрываю за собой дверь.
— С ума сойти, — поднявшись из-за стола, идёт ко мне, проводит ладонями по рукам, крепко сжимая их в некоторых местах. Смотрит снизу вверх. — Ещё здоровее стал. Что же ты делаешь с собой?
— Вверх вырос, теперь расту в стороны, — улыбаюсь. Хорошая она, строгая, но тут иначе нельзя, будет беспредел.
— Татуировок с нашей последней встречи тоже стало больше, — ворчит Нина Антоновна, — коснувшись той, что набита на тыльной стороне ладони. — Что-то случилось у тебя, Дань? — заглядывает в глаза. С её опытом работы с детьми, хер чего скроешь. Сканер, мать её!
— Я насчёт Ромки и Мишки хотел поговорить. Есть у вас пара минут для меня?
— Чай будешь, Дань? — Нина Антоновна отходит к шкафчику, где всегда есть пачка заварки, её любимый рафинад и печенье.
— Можно, — пожимаю плечами.
В детстве этот кабинет казался мне больше, а сейчас пара шагов, и я уже у её стола. Выдвигаю стул, сажусь, устраивая руки на столешнице.
— Рассказывай, — Нина Антоновна ставит передо мной чашку с кипятком.
— Заберите пацанов из семьи, — прошу её.
— А сам сбегал постоянно, — смеётся она.
— Они не будут, я обещаю. Заберите их оттуда. Я могу какие-то деньги переводить за них. Пока немного, но чуть позже будет больше. Они на секцию по боксу ходят, спортивные, медальки будут приносить. Нина Антоновна…
— Даниил, это же не я решаю. Ты понимаешь? — киваю. — Насколько я помню, опека была в вашей семье. Никаких постановлений на изъятие мальчишек не выносилось.
— Но можно же инициировать новую. Там же пиздец! — завожусь я.
— Тимирязев, потише! — делает замечание Нина Антоновна.
— Извините. Но там реально пи… — сглатываю мат под её строгим взглядом. — Дышать нечем, всё бухлом и сигаретами провоняло. Пацанов в школе обзывают. У Мишки синяки от пальцев.
— Ты, надеюсь, глупостей не наделал? — хмурит брови директор интерната. — Если тебя посадят, у пацанов никого не останется.
— Может, тогда их заберут? — исподлобья смотрю на неё.
— Ерунду не говори, Дань! — осаживает она.
— Да заеб… Достало всё, — отодвинув чашку, опускаюсь лбом на столешницу. — Мне туда каждый раз ехать страшно. Посмотрите на меня. Мне на ринг выходить не так стрёмно, как попадать в квартиру этих… — снова глотаю всё, что крутится на языке. — Мать ещё рожать собралась. Нина Антоновна, вы же с опекой тесно работаете. Помогите мне.
— А школа что?
— Да ничего. Всем по хер! Ромка старается, учится, чтобы на бокс ходить. Мы с ним так договорились. Мишка в садике, Ромыч водит, когда успевает. Вопросов ни у кого нет. Заберите их, Нина Антоновна.
— Давай так, — вздыхает она. — Я попробую поговорить, но ничего не обещаю. Даже если соберут комиссию, Дань, решение будет за ними.
Беру листочек. Пишу на нём свой номер и прошу позвонить, как только будет хоть какая-то информация. Допиваю чай, коротко отвечая на вопросы Нины Антоновны. Мне особо нечего ей рассказывать. О моей жизни после интерната она знает поверхностно. Пусть так и останется.
— Дань, — улыбается директор, — поужинать со всеми не желаешь?
— Нет, спасибо. Мне ехать пора.
Времени остаётся впритык, чтобы заскочить домой за сумкой с вещами, забрать Дану и рвануть в столицу.
***
— Я скучала, — хнычет Дана, повиснув у меня на шее и уткнувшись губами в ухо. — Какого чёрта ты меня игнорировал?
