Лестница с этого уровня спустилась в обширную залу, оттуда потянуло живительное тепло, столь необходимое нашим окоченевшим телам. Шико без раздумий ступил на лестницу, и я вынужден был отложить проникновение в спальню вдовы на потом.
Мы крались, щупая ногой ступеньку за ступенькой, любой скрип способен был сгубить обоих. Кровь стучала в ушах. Казалось, что бешеный грохот сердца сейчас потревожит всех обитателей особняка! Чихни – и конец…
Внизу уютно потрескивали поленья в камине. В креслах расположились двое. Один – в черном, сверху виднелась выбритая макушка католического священнослужителя. Во втором я признал Радзивилла Сиротку.
Мы обратились в слух. Внизу продолжился начатый и, очевидно, весьма важный разговор.
– …Нельзя повторять ошибок! – увещевал собеседника маршалок. – Как только с Валезой будет покончено, Эрнест должен быть немедленно призван на посполитый престол.
За месяц, проведенный в Польше, я чуть лучше научился понимать местный язык, поэтому в общих чертах сказанное усваивал, рядом столь же напряженно вслушивался Шико. Эрнест – это Габсбург, соперник Генриха. Что еще нам сообщат заговорщики?
– Несомненно, – согласился священник. – Но все же сначала я хочу убедиться, что к коронации вы приготовились самым тщательным образом.
– Уверяю вас, пан Юрий. Все пройдет как нельзя лучше. Главное, никто не заподозрит, что мы замешаны в покушении.
– Меня беспокоит Ян Фирлей. У старикана в подчинении вся внутренняя стража. Он Хенрика не жалует, но для маршалка – дело чести уберечь короля. Тем более проклятый француз клялся ему сохранить протестантские вольности.
Собеседники от заговора постепенно перешли к делам хозяйским, попутно коснулись «бедной Эльжбеты», Сиротка настаивал на скорейшей отправке ее в Несвиж, а названный паном Юрием призывал не торопиться – скоро в Кракове французов не останется совсем, и Чарторыйская, вероятно, имеет здесь гораздо больше шансов составить партию достойному мужу, нежели в Несвиже. Потом беседа возвратилась к заговору на коронации, но ничего нового мы не услышали.
Казалось бы, такое странное совпадение – мы только проникли во вражеское логово и тотчас попали на обсуждение самых насущных секретов – должно насторожить. Но, по здравому размышлению, никакого совпадения нет. Что еще пережевывать Радзивиллам в ночной тиши у камина, когда прислуга отпущена и мирно спит? Вот и крутился разговор вокруг одних и тех же событий.
Тихонько возвратились наверх, Шико с неудовольствием оставил подслушивание.
– Юрий – это сын покойного Николая Радзивилла Черного, – прошептал мой спутник, подкованный в генеалогическом древе магнатов. – Был ярым кальвинистом, как и отец, сейчас еще более ревностный католик, поэтому столь враждебен Яну Фирлею… Вижу, тебе не до политики. Удачной охоты, Луи! Но если вдовушка вдруг закричит, заткни ей рот. Поцелуем или просто задушишь – твое дело. Главное – чтоб тихо!
Ободренный напутствием, я тихонько стукнул в заветную дверь, но не получил ответа. Попробовал за ручку – заперто. Делать нечего, вставил лезвие кинжала в щель и приподнял щеколду с внутренней стороны. Путь свободен!
В глубине обширной комнаты виднелась конторка с письменным прибором, у которой горела свеча. Эльжбета в длиннополом турецком халате и ночном чепце что-то сосредоточенно писала гусиным пером. Увлеклась так, что не услышала стука?
Чувствуя себя последним негодником, вломившимся ночью без приглашения в спальню молодой красавицы, я опустился на колено и прошептал:
